– Кто же тебя обошёл?

– Сам и спроси. – Даниил кивнул в сторону входа в кафе и со злостью произнёс: – Я её тоже пригласил на встречу друзей.

Костя обернулся – и не смог поверить своим глазам. В кафе вошла Юля, какой он никогда не знал. Она была в длинном, летящем шифоновом платье серого цвета. Её волосы были собраны в высокий конский хвост и обхвачены широкой лентой в тон платью. В одной руке она держала небольшую изящную сумку, а в другой – мобильный телефон, усыпанный стразами.

– Привет, ребята! – Юля подошла к столику, улыбнулась и расцеловала друзей. Сначала – нежно в губы – Даниила, потом – в обе щеки – Фиолета и только потом Костю – равнодушно и холодно.

Тот пришёл в состояние глубокого шока и никак не мог поверить, что перед ним Юля. Та самая Юля, которая только год назад сидела с ним на скамейке в одном из арбатских переулков в дешёвеньких джинсах и какой-то футболке и пила молочный коктейль из забегаловки.

Сверкнув ярким переливом, кольцо с большим розовым бриллиантом, казалось, ослепило Костю. Юля небрежно бросила сумку на пол, из которой выпали ключи. Костя поднял их и протянул девушке, успев заметить значок, кричащий об известной марке автомобиля.

– Не смотри на меня таким идиотским взглядом, Гринёв, – сказала Юля и, убрав ключи в сумку, обратилась к подошедшему официанту уже другим, манерным, голосом: – Пожалуйста, ещё одну бутылку шампанского, сигареты тоненькие и какой-нибудь салатик… – Юля быстро глянула в меню. – Давайте «рукколу с креветками».

Костя продолжал наблюдать, как она суетится, изо всех сил стараясь показать, какая она теперь другая. И ему стало противно от её по-московски ухоженного стандартного вида. Он почувствовал тошноту и отвращение к этому безликому лоску и понял, как тоскует по той её девичьей простоте, которая, как он понял теперь, была уникальна и выделяла её из толпы. Ему захотелось встать и уйти прямо сейчас, но он не сделал этого, понимая, что будет выглядеть глупо и по-детски.

Юле принесли сигареты. Она сразу открыла пачку и вытащила одну. Даниил достал было зажигалку, но Юля остановила его:

– Нет, дорогой, спасибо. Пусть Костя мне поможет, он давно меня не видел.

Костя взял зажигалку и помог Юле прикурить. «Давай, унижай, – подумал он. – Это всё, что тебе осталось».

– Спасибо, Костенька, – растягивая слова, произнесла Юля. – Ну расскажи нам про Лондон. Как ты там и что? Стал звездой?

– Разве это так важно?

– А зачем же ещё туда едут? – расхохоталась Юля. – Только не говори мне, Гринёв, что ты хотел побыть в одиночестве.

– Ты стала другой, Юля. – Костя посмотрел девушке в глаза, но она тут же отвернулась, сделав вид, будто что-то ищет в сумке.

– Да, как видишь, – усмехнулась она. – Прикупила шмотья, курю теперь. Изменения колоссальные, и в личной жизни тоже.

– Рад за тебя.

– А мне кажется, тебе плевать. – Юля сделала паузу, затянувшись сигаретой. – Впрочем, как обычно. Ведь ты у нас только себя любишь.

Даниил и Фиолет молча наблюдали за происходящим. Фиолета это забавляло, а Даниилу стало не по себе: «Все-таки она его любит. Сама не понимает, как она его любит».

– Юля, – спокойным голосом произнёс Костя, – тебе не надо пытаться унизить меня. Я и так себя чувствую полным ничтожеством.

– В вас проснулась совесть, Константин Гринёв? С каких это пор?

– Я много думал, когда работал в Лондоне. Я знаю, что ошибался.

– Ха-ха! – расхохотался Даниил. – Гринёв, что ты нам заливаешь? Ты думаешь, кто-то здесь поверит, что ты изменился? – Даниил говорил так громко, что многие посетители стали оборачиваться и разглядывать компанию. Кто-то заметил Юлю. Люди стали перешёптываться: «А это та самая… Да, видел фотки в журнале…», «Нет, ты что… она везде с этим… ну как его… такой толстый…», «Фу, как её не тошнит от него…», «…И всё ради денег и ролей в кино…»

– Ты можешь сколько угодно проповедовать свою святость, но я уверен, скоро раскроется, что это очередной блеф. Новая роль, которую ты решил сыграть. – Абрамов вызывающе посмотрел на Костю.

Гринёв вдруг почувствовал себя лишним в кругу своих друзей. Он видел только непонимание и нежелание верить в то, что он способен измениться, что посмотрел на эту жизнь по-другому. Да, возможно, он ещё не знает ответов на многие вопросы, но, будучи один, он многое передумал и понял, что его прошлая жизнь – один сплошной фарс, игра, мелочное желание денег и славы, за которые он был готов пожертвовать всем. И в итоге этой жертвой стала Юля. И сейчас, сидя здесь, он понимал, какую ошибку совершил. Ему хотелось всё исправить, но не получалось. Костя заблуждался, наивно полагая, что, попросив прощения, может всё исправить, его простят и забудут прошлое. Он не знал, что случилось с Юлей, но видел, что её жизнь сильно изменилась и она не хочет возвращаться. И это был он, тот, кто всегда ей твердил о славе и богатстве, ставя под сомнение любовь.

В прошлом году всё, что он и его друзья делали, казалось правильным. Он смотрел на отца и где-то внутренне оправдывал себя самого. Костя думал не о том, что отец причиняет матери боль своими нескрываемыми изменами. Он считал, что так и должно быть. Но иногда, неожиданно для него самого появлялась мысль, что всё это мерзко и жестоко. И тогда-то начинались срывы: он напивался, пытаясь всё забыть. Ему хотелось выключиться из этой реальности.

Появление Лары отрезвило его. Со всей своей сложностью, непредсказуемостью она показалась ему ближе и откровеннее, чем Юля. В Юле всё было слишком просто, наивно, глупо. Та любовь, а скорее увлечение, не была ни серьёзной, ни поверхностной. Это было что-то между, чего он и сам не мог себе объяснить. Ему и в голову не приходило, что он поступает дурно, продолжая эти отношения. Постоянно наведываясь в «Щуку», обливал грязью «Славянку», где всё казалось тупым и бездарным. Он изредка угощал Юлю кофе, занимая деньги у друзей, иногда преподносил цветы и какие-то мелкие подарки. Первой их близости Костя не придал никакого значения, не понимая, как много она значила для Юли. Для него это было очередной победой, которой он порадовался. А потом всё куда-то покатилось, помчалось, и он почувствовал себя сваленным в яму из общих предрассудков, стереотипов, вранья, обманутых чувств и собственной незначительности.