Мы со Жванецким «перетекли» в кафе и, дружески выпивая и закусывая, убедились, что интуиция нас не подвела: с каждой минутой очередь в кафе росла и за счёт редеющих поклонников Копперфильда ширились ряды застольной публики Жванецкого.

Мы дружили с Илюшей. Дружим и нынче – с его чудесной Ирочкой и их сыном Деней. Денька рос на глазах с каждым моим, увы, нечастым приездом в Питер. Я всегда был встречен, увезён к ним в дом, накормлен, спать уложен.

Ира любила рассказывать, как ловко Илья устроился. Дело в том, что Олейникова – это именно её фамилия. Выйдя замуж, она стала Ириной Клявер, а Илья из соображений сценической политкорректности взял себе фамилию Олейников. В результате все в семье Кляверы: и она, и Денис, а Илья, один, Олейников. Хотя по паспорту он, конечно, тоже Клявер.

Ирина и Илья, молодые, красивые (из фотоальбома их сына Дениса)

Помню свой первый восторг от олейниковского артистизма. Мы с Олей (это моя любимая женщина и жена) в начале девяностых пригласили после концерта в гости Илью с его ребятами Колей Дуксиным и Витей Агафонниковым, Сеню Альтова, «кроликов» Моисеенко и Данильца с их наставником Женей Перебиносом. Мы что-то пили, чем-то закусывали, хохотали над анекдотами, Коля-Дуся, который буквально лучится добротой и талантом, прекрасно пел под гитару.

Когда «пришло время», Илья сыграл моноспектакль про то, как пьяного главу семьи не впускают в дом. Второй персонаж в этой сценке – дверь. А за дверью – жена, тёща, внучка и жучка, поэтому, умоляя открыть дверь, пьяница опускается всё ниже: в полный рост, стоя на коленях, лёжа.

В короткометражном фильме «В. Давыдов и Голиаф» эту роль сыграл прекрасный актёр Алексей Петренко, и было это не смешно, а скорее трагично.

У нас же в квартире мы сползали с кресел от хохота. Изрядно выпивший Олейников сроднился с персонажем и не стеснялся в выражениях. Какой пьяница в подобной ситуации обойдётся без мата?

(В скобках вспомню «Одесский пароход» Жванецкого: «В чём дело, здьявствуйте? Вы хотите войти, здьявствуйте? Вы хотите ехать, здьявствуйте?.. Во-пейвых, спокойно мне, всем стоять! И, во-втоих, а ну-ка мне отдать концы, спокойно всем!.. – Почему именно вам?.. – Я ваш ёдной капитан!..»

Рассказ в исполнении самого автора с его непередаваемыми интонациями и экспрессивностью «взрывал» любые залы. А в диссидентских кругах по рукам ходила кассета – Жванецкий читал свой «пароход» с использованием ненормативной лексики, судя по звуку – в какой-то дружеской квартире. Доносился безудержный хохот компании.)

Точно так же отличалось политкорректное исполнение монолога пьяницы Алексеем Петренко от нецензурного – Ильи Олейникова.

Роль двери сыграла большая изразцовая печь. Илья стучал в печь, умолял её, угрожал ей – печь не сдавалась и была истинной крепостью для дрожавших за нею от страха жены, тёщи, внучки и жучки. Именно матерные эмоции, которые были не позволительны Петренко, добавляли красок олейниковскому актёрскому обаянию.

Печь и без того была украшением нашей квартиры. Но после той ночи она и вовсе стала раритетом. Мы с женой много лет потом ассоциировали эту печь исключительно с Ильёй.

Ильи многим не хватает.

Он был настоящим. Не рисовался, не приспосабливался, не хвастался. О том, что они с Хазановым сокурсники по эстрадно-цирковому училищу, я, например, узнал от самого Хазанова.

Зато Илья весело гордился своим армейским званием: после службы в Советской Армии в его военном билете значится: «ефрейторконфенрансье» (с ошибкой и слитно).

Илья Олейников и Левон Оганезов на «Юрмалине-2003»

Короля делает свита. Вот как Евдокимову на гастролях сопутствовали хамоватые нетрезвенники, так Олейникова всегда окружали люди, крайне симпатичные и душевные. Такие, как он сам. Сначала Рома Казаков, потом Коля Дуксин, Витя Агафонников, а уж потом и Юра Стоянов.

Выпивали, конечно, и они, но сцена брала своё – даже когда номера были слабоваты.

Помню, взял я коллектив Олейникова на гастроли «MORE SMEHA» в Белоруссию. После первого же концерта в Бобруйске я переставил их выступление с финала (обычное место звёзд) на начало. Илья подошёл ко мне: «Что, Маркуша, лажа?» – и всё, с пониманием работал дальше.

А вот, говорят, Игоря Талькова убили именно из-за того, что они не поделили с Азизой место в концертной программе. Я был за кулисами на том трагичном концерте, разговаривал с Игорем, предлагал ему свои стихи, он экспрессивно ответил: «Да у меня своих ещё столько – не успеваю в песни обратить!» Это было минут за двадцать до его гибели.