Гу может быть змеей или жабой, любым пресмыкающимся или насекомым. Люди прячут от гу маленьких детей, боясь, что гу съест их.

Те, кто держат у себя гу, прячут их в потайных комнатах, приказывая женщинам кормить их. Мужчинам вредно видеть гу, так как оно состоит из скопления инь. Гу, что пожирает мужчин, извергает золото, а гу, пожирающее женщин, извергает серебро. Это мне рассказал Хуа Фен, командующий войсками в Юньнани».

– Ну-ка подвинься, – раздался голос из Федотова кармана, и девушка вскочила с сиденья.

Надувшийся Петрянский занял ее место, и Федот посмотрел на народ. Народ, как и полагается, безмолвствовал, а девушка, стоя, продолжала читать книгу.

– Сдуйся, – повелел Федот Петрянскому.

– Фигушки, – ответил Петрянский, – Спасибо, что довез за бесплатно.

Федот схватил Петрянского за руку, но тот вырвался и смешался с выходящей толпой.

41. Новая старая жизнь. Аркадий Штейн, физик, у которого происходило празднование смерти усатого, сидел на больничном. Он громко чихал и кашлял. Большие карие глаза покраснели от простуды, под тонкими ноздрями разлилась краснота.

– Прости, я без звонка, – сказал Федот.

– Можешь не извиняться, телефон мне вырубили.

Они пошли на кухню и включили вытяжку над плитой. Под ее гул Федот поведал Аркадию о сегодняшней встрече, умолчав про надувание и сдувание, хотя Аркадий был из тех, кто и к такому сообщению мог отнестись без усмешки.

– Мы у них на крючке, – резюмировал Аркадий. – Барда уже вызывали и показывали все наши фотографии. Он пять часов молчал. Хорошо, у меня больничный.

– Как же нам быть?

– Нас миллионы, всех не перевешаешь, – утешил Аркадий.

– Не хотелось бы попасть в первую десятку… У меня ведь теперь новая жизнь.

– Новая жизнь… – мечтательно повторил Аркадий и громко высморкался. – Намыливаешься?

– Да нет! Я дочь Маши Белозеровой разыскал. А она родила. Так что я теперь дедушка, – прорвало Федота на откровенность.

– Маши Белозеровой? – переспросил Аркадий. – Знакомое имя. Она, случаем, не жила в Чубайнуре? – И Аркадий описал Машу Белозерову из Чубайнура, портрет полностью совпадал. – Потом меня перевели, а она, кажется, работала в Долинке, на шахте.

– Погоди, я за бутылкой сбегаю, – сказал Федот.

У подъезда стоял Петрянский. Федот прошел мимо, как бы не замечая. Стоя в очереди в угловом магазине, он продолжал делать вид, что не замечает Петрянского. Но вот как вернуться к Аркадию с хвостом, как предупредить его, если телефон отрезан?

В лифте Федот нажал на десятый этаж и пешком спустился на пятый.

– Он у подъезда, – шепнул Федот Аркадию на ухо. – Надеюсь, ты меня не подозреваешь? Получается, что я хвост привел… А я хотел про Машу…

– Да что уже теперь, – протянул Аркадий. – Про Машу я все равно больше ничего не знаю.

– Тогда пойду следы заметать, – сказал Федот, и Аркадий не стал его удерживать.

Войдя в роль преследуемого, Федот петлял дворами. Хотя его никогда никто не преследовал. Просто взяли ночью и предъявили обвинение в саботаже советской власти. А поскольку он ее действительно ненавидел, по объективным и субъективным причинам, и лишь по инертности не вступал с ней в открытую конфронтацию, то ему важно было одно – не назвать ни одного имени членов подпольной группы, в которой он никогда не состоял, хотя и был к ней приписан органами.

42. Люди должны знать правду.

– Кристальненький! Солнечный! Ты выздоровел?

– Я не болел.

– Падла Уркаганчик! Вот он и прокололся. Твой Уркаганчик – чекист. Он приходил ко мне с гебистом, законспирированным под врача. Ты якобы лежал в машине «скорой помощи», и они с Уркаганчиком якобы хотели тебя ко мне принести на отлежку.

– С этого места поподробнее, – сказал Федот, нюхая цветы в горшках. Из горшков исходил отвратительно знакомый запах.

– Ты у Уркаганчика под колпаком, – заявила Клотильда.

– Тогда уж под кепкой, – отозвался Федот, продолжая нюхать цветы.

Из земли порскнуло что-то липкое, зеленое и вонючее. Федот ткнул в землю пальцем и извлек из нее резиновую соску. Стараясь не привлекать внимания старухи, Федот вышел на балкон, заставленный ящиками с рассадой, и поднес к соске горящую спичку.

– По ха не хо? – услышал он, и перед ним возник Петрянский.

– Федот, вы выкуриваете драгоценное время! – раздался голос Клотильды.

Услышав голос Клотильды, Петрянский слинял вместе с соской.