– Отставить панику! Пистолет на место! Визжать прекратил! Козлова поднимите кто-нибудь!

Он обернулся ко мне, и я вижу, что в нем борются два желания: заржать в голос и надавать мне лещей. И я не думаю, что это взаимоисключающие желания.

– Я только через пять минут сообразил, что мы отпустили тебя как есть – блуждать по нашим коридорам, и ты явно попытаешься спросить дорогу, а тебя просто пристрелят с перепугу. Ты себя в зеркале видела, чучело?

– Могли бы сказать, что измажете меня этой дрянью, я бы одежду захватила, а так…

– Извини, ты права. Стой здесь. – Он подошел к лежащему на полу сотруднику. – Голову разбил… зовите врача, что ли.

– Там…

– Там потерпевшая, загримированная для проведения следственных действий. Ты что, Павлов, фильмов ужасов насмотрелся? Кобуру закрой, ты же чуть не пристрелил ни в чем не повинную женщину. Все, тело, идем. Я тебя выведу, иначе ты мне всех сотрудников распугаешь.

Всех не всех, но когда навстречу нам попались двое патрульных, а между ними – громила самого криминального вида, то они от меня шарахнулись в разные стороны, как тараканы, при внезапно загоревшемся среди ночи на кухне свете. При этом громила закрыл лицо скованными руками, а один из патрульных мирно сполз по стене. Ну, что ж, это тоже опыт. И в эту минуту у меня в голове созрел очень смешной план, если я уговорю Мирона мне помочь, то воспоминания об этом деле будут греть мою душу очень долго.

– Нашлепку с глаза сними, выглядит жутко.

– А остальное – просто зашибись?

– Нашлепка – самый цимес. Где твоя машина? – Дэн с сомнением смотрит на меня. Я очень убедительна в виде трупа. – Ты говорила, что за тобой приехали?

– Вот.

Машина Мирона вырулила из-за угла, и я, тронув Дэна за руку, побежала к ней – в салоне остались мое пальто и сумка, а на улице холодно.

– Эй, тело, завтра я позвоню.

– Хорошо. А у вас есть мой телефон?

– У Фролова возьму.

Я сажусь в машину, снимаю с глаза нашлепку и прячу в карман. Мирон смотрит на меня со своей непроницаемой миной.

– Очень живописно.

– Да? Я тоже так думаю. Даже полицейские в обморок упали.

– Как это?

– Я вышла и заблудилась. Они меня туда привели, я дорогу не запомнила, а потом они со мной закончили и говорят – все, иди. Вы мне позвонили, ну я и пошла. А там у них коридоров уйма, где выход, я не помню. И я реально заблудилась, вот и решила спросить дорогу, сама-то забыла совершенно, что в этом гриме и в крови. Это искусственная кровь, знаете? Ну, вот я захожу в один из кабинетов, а там сидят трое и пьют кофе с бутербродами. Меня увидели – и врассыпную: один сразу в обморок, чашку разбил, и голову тоже, второй схватился за пистолет, а третий принялся кричать… потом пришел Дэн и вывел меня, а по дороге двое патрульных вели задержанного в наручниках, и…

Происходит нечто странное. Мирон хохочет. Упал на руль и хохочет – плечи его вздрагивают, он всхлипывает и пытается совладать с собой, но смех распирает его, как будто он копился в нем сто лет, а теперь наконец вырвался наружу.

– Ты просто ходячее недоразумение, ты это знаешь?

Он вытер глаза и посмотрел на меня с веселым интересом.

– Ты постоянно влипаешь в какие-то нелепые истории. Когда тебя обвинили невесть в чем, ты решила сойти с планеты. Когда тебя решили убить, ты не нашла ничего лучшего, чем составить завещание и напиться таблеток. Когда тебя пришли убивать, ты спросила, не угодно ли мне, чтобы ты встала поудобнее – для более эффективного сбрасывания тебя с крыши. Потом ты торговалась со мной на предмет утопления – тебе резко захотелось стать русалкой. Потом ты блевала, варила суп, едва не умерла – а сегодня, я слышал, пошла в самую крутую контору к моей подруге за советом и помощью и добыла их рекламному отделу контракт, о котором мечтали все рекламщики страны. Между делом поучаствовала в любительской театральной постановке в роли трупа и распугала ментов в отделе. Это очень насыщенная программа для двух суток, тебе не кажется?

– Почему вы не сказали, что они хотели мой глаз?

Он перестал смеяться и отвернулся. Я знаю, что он слышал вопрос, и сейчас либо ответит, либо нет, но лучше бы ответил.

– Не хотел тебя пугать. – Он нахмурился и вздохнул. – Ясная ты душа, Лина. Зачем тебе в это вникать.

Да, мысль о том, что им было мало просто моей смерти, меня не слишком порадовала, и мой план обрел очертания и смысл.

– Что тебя гложет?

Надо же, он понял, что я что-то задумала.

– Видите ли… я хотела попросить вас о личном одолжении.

Он фыркнул:

– Я второй день у тебя золотая рыбка на посылках. Одним личным одолжением больше, одним меньше… Говори.

– Давайте съездим туда, где сейчас моя свекровь.

– Зачем?! А, вот оно что. Хочешь ей показаться во всей мертвецкой красе?

– Ну, да! Вы представляете, как это будет смешно?

– Тетка может с перепугу и в ящик сыграть.

– Она крепкая, у нее даже давление никогда не повышается. Ну, давайте сделаем это, очень хочется! Когда еще такой случай представится! Я уверена, будет ужасно смешно.

– А давай. – Он вдруг хлопнул ладонью по рулю. – Гулять так гулять, давай поедем, сделаем смешно. Конечно, ужасного в этом будет гораздо больше, чем смешного, и тем не менее задумка мне нравится. Как ты хочешь это сделать?

– Это зависит от того, где она сейчас находится.

– Она у себя дома.

– Тогда все отлично, она живет на первом этаже.

Тихо смеясь, он развернул машину, и мы поехали по плотине.

– Ты сумасшедшая, знаешь?

– Зато весело. Как получилось, что всем этим занялась полиция?