Шрифт:
— Командир! Мы выкатываемся из линии!
— Встаньте на штурвал, Клавдий Валентинович, — приказал Рейн прильнувшему к смотровой щели, слегка очухавшемуся штурманскому офицеру мичману Шевелеву, — Рулевые и Плен с Лонткевичем уже никак не поднимутся, сами видите… Мы управляемся? Прекрасно! Вернуться в строй! И где наши сигнальщики?
— Кондуктор Треухов перед самым… Ну, как они по нам попали, на мостик выходил. Направо. С «Варяга» нам сигналили, а из рубки за дымом было не разобрать.
— Ясно. И правда, за этим дымом чертовым, не видно же ничего… Что Вы там рассмотрели? Я на мостик, в слепую не воюют.
— Николай Готлибович! Только слева проходите, правое крыло разнесли. Как вы тут? — как сквозь вату донесся до полуоглушенного Рейна голос старшего офицера крейсера Попова.
— Сами видите… Как у нас дела по артиллерии, с чем прибыли, Андрей Андреевич? — вопросом на вопрос встретил Рейн вошедшего в рубку кавторанга, за которым вбежал младший лекарь и трое матросов — санитаров.
— С чем? С радостью, что вас тут не всех переубивало, а то мне уже доложили, да и Кошелев сказал, что по вам попало, и связи с рубкой больше нет… Да и «Варяг» из линии вышел, сигнал сделал, что идет на помощь к флагману, к «Громобою».
— Почему не ведем огня? Что с «Громобоем»… И… Санитары! Надо быстрее выносить вниз, кто жив еще. Остальным ваша помощь тут уже не требуется… Резвей давай, ребята…
— С артиллерией у нас все… Закончилась, почти, наша артиллерия, Николай Готлибович. Кормовая башня без ствола, Вы знаете. Из шестидюймовок правого борта одна, в кормовом каземате, бьет, но подача не действует. Таскают вручную. Двум капут полный, и одну заклинило, мичман Романов, пытается наладить. Последней носовая башня померла… Тем же залпом с «Сикисимы», что и по вам. Хоть не всех поубивало, слава Богу! На неподбойном борту два ствола. У той, что во втором каземате, накатнику конец, в кормовом — полствола…
— Слава Богу!? Да вы понимаете, что говорите! У нас, что, осталось две с половиной шестидюймовки!!!
Рейн, протиснувшись мимо Попова, выскочил на мостик. Вернее, на то, что от него оставалось. Первый же взгляд на бак полностью подтвердил правоту старшего офицера. «Баяну» воевать было практически нечем. Передняя восьмидюймовая башня приказала долго жить. Слева от орудийного ствола, из-под загнутого наружу и вверх куска броневой крыши, валил бурый дым не предвещающий ничего хорошего. Сама пушка неестественно торчала вверх и вправо от оси башни. В броневую дверь кого-то вытаскивали, матерясь и путаясь в пожарных шлангах, протянутых внутрь. Кого-то укладывали на носилки…
— Николай Готлибович! — вслед ему прокричал Попов, — А «Громобой» вышел из строя. Поднял сигнал: «Не могу управляться. Адмирал передает командование „Ослябе“… Степанов пошел его прикрыть, так что перед нами сейчас дыра. Да мы еще рыскнули изрядно, так что японцы сейчас наверно уже ближе чем наши. Ну и садят по нам от души, естественно.
В подтверждение его слов крейсер вновь затрясся от попавших в него снарядов.
„Ну, вот. Этого нам только и не хватало!“ Подумал Рейн перебираясь через завалы обломков с биноклем… „Так, посмотрим, что там у них стряслось…
Ох ты, Господи! А японцы то как близко подошли… Это же практически дуэль на пяти шагах… Да они сейчас…“
И „сейчас“ произошло. Прямо перед его глазами. Грохот взрыва еще не дошел до ушей, а в поле зрения бинокля обломки „Витязя“ неестественно медленно падали в воду…
Рейна натурально переклинило…
„Ну, вот и все… Гады! Ну, вот и все!!! Нас вы так просто не пристрелите… Понеслось дерьмо по трубам…“ И с неожиданно всплывшей в памяти присказкой Василия Балка, от которой сначала покатывался весь офицерский Владивосток, а потом и Артур, он бросился в боевую рубку.
— Господа офицеры! Ситуация следующая: „Витязь“ только что взорван. „Громобой“ выбит, и, похоже, тоже долго не протянет… Контр-адмирал Руднев или погиб или, если даст Бог, ранен. „Пересвет“ — форменная куча обломков. Флага Небогатова на нем нет, судя по всему, тоже вышел из строя Николай Иванович. „Ослябю“ и Григоровича за дымом не видел. Наш крейсер практически без артиллерии. Остались две шестидюймовки на неподбойном борту. И мы, как и „Витязь“, тоже под расстрелом… Два или три броненосца садят по нам. „Варяга“ я за дымом и пожаром на шканцах не видел…
Однако мы пока сохранили ход. И еще имеем ясную задачу, приказ нашего адмирала. Поэтому выходить из боя считаю невозможным. Но так просто вас и „Баяна“ на убой я не сдам, и мишенью в тире работать не буду! Посему вижу один выход. Идемте таранить! По-другому нам приказ Всеволода Федоровича „не пропустить“ уже не исполнить…
Возражения есть? Спасибо, господа офицеры! Значит, с Богом, перекрестясь! Проверьте сирену. В порядке? Прекрасно! И удивительно, труба то первая как решето…
Все кроме Шевелева: предупредите народ внизу и в батарее: как дадим длинную сирену, всем держаться. За что? Да за что придется! И, Андрей Андреевич, позаботьтесь, дорогой, чтобы к эвакуации раненых приготовились. Всем надеть спасательные нагрудники. И на раненых в первую очередь, не забудьте.