После ужина Карл возвратился в первый ряд окопов, чтобы наблюдать за рытьем новых подступов, упорно продолжавшимся каждую ночь, когда темнота скрывала саперов от противника. В сумерках 400 солдат заработали лопатами и кирками, укрываясь за охапками хвороста. Норвежцы вывесили на крепостных валах горящую паклю, пропитанную смолой, и принялись стрелять из пушек зажигательными бомбами, чтобы осветить окрестности. Тем временем снайперы с крепостных стен вели постоянный огонь по шведским солдатам, трудившимся перед траншеями в пределах досягаемости мушкетного выстрела. Стреляли они метко: с 6 до 10 часов вечера было убито семеро шведских солдат и пятнадцать ранено.

Примерно в половине десятого Карл, находившийся в глубоком передовом окопе вместе с несколькими офицерами, решил подняться на бруствер и поглядеть, что происходит. Он выбил носком сапога две ступеньки в земляной стенке окопа, вскарабкался наверх и оперся локтями на бруствер. Его голова и плечи выступали над окопом, а кругом свистели мушкетные пули. Адъютанты стояли на дне траншеи – головы их доставали только до колен короля и страшно беспокоились. «Вам нельзя там оставаться, ваше величество», – сказал один из них, умоляя его спуститься вниз. Но те, кто хорошо знал Карла, постарались утихомирить других: «Оставьте. Чем больше его уговаривать, тем он больше будет высовываться».

Стояла туманная и облачная ночь, но факелы на крепостных стенах и частые вспышки зажигательных бомб кое-как освещали картину. Шведские саперы, работавшие перед траншеями, ясно видели, что Карл облокотился на край окопа, плечи его закутаны плащом и он подпирает рукой щеку. В таком положении он оставался довольно долго, пока его офицеры спорили, как бы вернуть короля вниз. Но король был в приятном расположении духа. «Не бойтесь», – проговорил он и остался на прежнем месте, выглядывая из окопа.

Вдруг люди, стоявшие внизу, услышали какой-то особенный звук, как будто «камень с большой силой шлепнулся в грязь» или «как будто кто-то с силой щелкнул пальцами у тебя над ухом». Карл не пошевелился, разве что уронил левую руку, на которую он опирался щекой. Он так и стоял над ними, поддерживаемый бруствером. Наконец один из офицеров понял, что случилось. «Господи Иисусе! – закричал он. – Король убит!» Карла опустили в траншею, где потрясенные офицеры увидели, что мушкетная пуля вошла в левый висок короля, пробила голову насквозь и вышла с правой стороны. Он умер мгновенно.

Чтобы дать себе время собраться с мыслями, офицеры выставили караулы у выходов из траншеи. Принесли носилки, тело положили на них и накрыли двумя плащами, чтобы не видно было, кто там лежит. Двенадцать гвардейцев, не подозревая, что у них за ноша, вынесли тело короля из траншеи и двинулись по дороге в тыл. Но один из гвардейцев споткнулся, носилки наклонились, и плащ, прикрывавший верхнюю половину тела, соскользнул. Как раз в эту минуту расступились облака и луна осветила мертвое лицо. Охваченные ужасом солдаты сразу узнали своего короля.

Смерть Карла моментально и решительно сказалась не только на осаде, но и на всем плане войны, прологом которой должна была стать Норвежская кампания. Даже норвежцы, оборонявшие Фредерикстен, поняли, что что-то случилось. «В одну минуту все стихло, и так продолжалось не только всю ночь, но и на следующий день», – рассказывал очевидец. Когда той же ночью потрясенные шведские командиры собрались в штабе в Тистедале, они поняли, что им больше нечего делать. Без Карла, без его руководства и воодушевляющего присутствия сама война казалась бессмысленной. Через два дня генералы официально прекратили Норвежскую кампанию. Солдат вывели из окопов, и провиантские телеги, на одной из которых лежало тело короля, покатили через холмы обратно в Швецию. После восемнадцатилетнего отсутствия Карл наконец вернулся в Стокгольм. Тело было бальзамировано и выставлено для прощания в королевском дворце.

Короля так долго не было в Швеции и так тяжко было возложенное им на страну военное бремя, что простой народ не слишком горевал. Но знавшие его близко были безутешны. Племянник короля, герцог Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский, писал Совету в Стокгольм: «Мое сердце исполнено такой глубокой скорби, что я не в силах писать». Наставник и соратник короля, фельдмаршал Реншильд, незадолго до этого вернувшийся в Швецию в результате обмена пленными, вспоминал «этого бесподобного короля», в котором было столько ума, мужества, милосердия и доброты и который так безвременно ушел из жизни. «Нам будет его не хватать, когда придет победа, – говорил Реншильд. – Горестно видеть, как он, бездыханный, лежит перед нами».

Панихида состоялись в Сторчюрке – том соборе, где Карл короновался, а потом тело перенесли в церковь Риддархольм, место погребения шведских королей и королев. Он лежит там и поныне в саркофаге черного мрамора, накрытом бронзовой львиной шкурой, с короной и скипетром сверху. Напротив саркофага Карла, у противоположной стены церкви, стоит гробница из итальянского мрамора, в которой покоится другой легендарный герой Швеции, Густав Адольф. А над головами королей свисают со стен сотни штандартов и знамен – их военные трофеи, поблекшие от времени и постепенно рассыпающиеся в прах.