Иван Мележ - талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман «Минское направление», неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы «Люди на болоте» и «Дыхание грозы» посвящены людям белорусской деревни 20-30-х годов. Это было время подготовки «великого перелома» - решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ - художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.
ЛЮДИ НА БОЛОТЕ
ПОЛЕССКАЯ ХРОНИКА
Авторизованный перевод с белорусского Мих. Горбачева
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Хаты стояли на острове. Остров этот, правда, не каждый признал бы
островом - о него не плескались ни морские, ни даже озерные волны: вокруг
гнила кочковатая трясина да шумели вечно мокрые леса.
Деревня лепилась к берегу острова - плетни огородов кое-где по кочкам
взбегали на приболотье. С другой стороны, на север, болота немного
отступали, даря людям песчаное поле. Отступали болота и на западной
стороне, где зеленели или желтели до самого леса поля, тоже скупые,
неблагодарные, хотя и менее песчаные. С юга болота снова подбирались к
замшелым соломенным крышам, но отсюда больше всего поддерживалась связь с
внешним миром и тут по трясине была настлана дорога. Что это за дорога,
можно судить хотя бы по тому, что ездили по ней смело только в морозную
пору, когда и непролазная трясина становилась твердой, как ток, или летом,
когда болото подсыхало.
Большую часть года остров был как бы оторван от других деревень и
местечек. Даже в ясные дни редкие газеты или письма от сыновей и братьев с
трудом доходили сюда в торбе полешука - кому приятно было месить грязь без
особо важной на то причины, - но и эта непрочная связь с землей при каждом
затяжном дожде легко рвалась. Осенью и весной связь эта прекращалась на
долгие месяцы: трясина, страшно разбухавшая от мокряди и разводья,
отрезала остров от окружающего мира прочнее, чем самые широкие разливы.
Много дней люди жили как на плоту, который злая непогода оторвала от
берега и унесла в море, - надо было ждать, когда попутный ветер пригонит
его к земле.
Но такое положение тут никого не пугало, жителям острова оно казалось
обычным. Они знали, что со всех сторон, вблизи и дальше, лежат такие же
островки среди бесконечных болот, диких зарослей, раскинувшихся на сотни
верст, с севера на юг и с запада на восток. Людям надо было тут жить, и
они жили. Нудные дожди, которые месяцами лили на мокрые стрехи, холодные
ветры, что яростно били в замерзшие глаза-окна вьюгами, тёплое солнце,
встававшее в погожие дни над ольховыми рощами, - все видело этот остров
озабоченным, в непрерывной, каждодневной суете.
Люди всегда были чем-нибудь заняты: утром и вечером, летом и зимой, в
хате, на дворе, в поле, на болоте, в лесу...
И в это июньское утро, когда солнце брызнуло своими первыми лучами
из-за вершин Теремосского леса, над хатами уже вились утренние дымки, в
раскрытых хлевах там и тут слышалось дзиньканье молока о подойники,
добродушные и строгие окрики женщин. В нескольких дворах эти звуки
перебивал чистый клекот железа - косцы отбивали молотками косы, готовились
идти на болото. По пустой улице с торбой через плечо, оставляя босыми
ногами темный след на выбеленной росой траве, шел, размахивая длинным
веревочным кнутом, полусонный парень-пастух. Время от времени он звонко
щелкал кнутом и хрипловатым голосом покрикивал:
– Ко-ро-вы!.. Ко-ро-вы!.. Ко-ро-вы!..
Голос его после сна был слабым, напрягаться парню не хотелось, и он как
бы помогал себе ленивым, но звонким щелканьем кнута. Ворота дворов быстро
открывались, коровы медлительно, со шляхетской важностью, сходились в
стадо, оно пестрело, ширилось во всю улицу, наполняло ее мычанием. Когда
пастух дошел до края деревни, в воротах последнего двора показалась бурая,
с белой лысинкой корова, которую подгоняла хворостиной чернявая девушка.
Подогнав корову к стаду, девушка быстро возвратилась в дом, но не
успело стадо скрыться, как она уже с деревянным ведром в руке снова
появилась во дворе. Она подошла к колодезному срубу, который другой
стороной выходил на соседний двор, зацепила дужку ведра за очеп. Журавль
быстро стал опускаться вниз, радостно заскрипел.
Набрав воды, девушка привычным движением хотела потянуть очеп и вдруг