Бэн пожимает плечами:

– Возможно. Но не я. А какое вообще это теперь имеет значение?

Если она с кем-то разговаривала об антидепрессантах, может, и о форуме и All_BS – тоже. Но Бэну я о «Последнем решении» не рассказываю. Боюсь, что он снова разозлится, хотя и не имеет на это никакого права.

– Мне нужны ответы на мои вопросы, – расплывчато отвечаю я.

– А в медцентре спросить нельзя?

– Это же конфиденциальная информация.

– Да, но пациент-то уже мертв, – Бэн осекается, как будто я об этом не знала.

– Все равно не говорят. Я пробовала.

– Может, пусть ее родители позвонят.

Я качаю головой.

– Почему?

– Потому что они об этом ничего не знают.

– Ты не сказала?

Нет. Им я ни о чем из этого не рассказывала. Эта тайна стала уже такой громадной, разрослась, как раковая опухоль. Теперь я уже точно никак не могу поведать об этом Гарсиасам. Это будет для них чересчур. Но я все же продолжаю думать, что если найду этого All_BS, если можно будет что-то сделать, то тогда я смогу им сказать. Глядя в глаза. Я к ним уже несколько недель не заходила. Сью часто оставляет мне голосовые сообщения, зовет на ужин, но одна мысль оказаться с ними в одной комнате…

– Просто не могу, – говорю я и кладу голову на стол.

Бэн протягивает руку и гладит меня, это одновременно и удивительно, и на удивление хорошо успокаивает.

– Ладно, – говорит он, – мы можем походить по сиэтлским клубам. Узнать, с кем она разговаривала.

– Мы? – от этого слова становится настолько легче.

Бэн кивает.

– Завтра утром мы едем домой. И ты с нами. Обойдем клубы. Вечером в субботу соберутся все. Поспрашиваем. Можем снова письма ее перечитать. Найдем что-нибудь.

Во время концерта я внимательно наблюдаю за Бэном. Играют они хорошо – не супер, но хорошо. Бэн рычит, делает свои выпады, видно, что парень он харизматичный. Я вижу, как на него реагируют девчонки-слушательницы, и отчасти прощаю Мэг за это. Перед ним было бы трудно устоять.

В какой-то момент он прикрывает глаза от прожекторов и всматривается в толпу, как и в первый раз. Но на этот раз у меня возникает отчетливое ощущение, что он действительно ищет меня.

После концерта мы ночуем в чьем-то доме. Я сплю в комнате Лорейн, студентки из колледжа. У нее очень много пирсинга, в целом она приятная, хотя и постоянно трещит о ребятах из группы. Бэн и остальные Скарпы окапываются на диване или в подвале в спальниках. На следующее утро мы завтракаем бейглами с помойки и начинаем собираться в путь.

– Готовься, – говорит Бэн.

– К чему?

– К вони. Мы восемь дней в пути. И паховую экзему в нашем фургоне легко подхватить, достаточно просто там посидеть.

Остальные ребята из группы смотрят на меня с подозрением. Они в курсе, что я подруга той его девочки на одну ночь, что умерла?

Я сажусь на импровизированную скамейку из двух досок, положенных на усилки. Бэн располагается рядом. Мы выезжаем на трассу I-90, ребята спорят из-за того, что слушать. Со мной никто из них не разговаривает. Когда мы останавливаемся на заправке, они покупают всякий фастфуд, а я спрашиваю у Бэна, в чем дело.

– Я правила нарушаю.

– Какие правила?

– Девчонки у нас в фургоне запрещены.

– А.

– Но ты и не девчонка, – видно, он смущен. – Ну, не такая.

– А какая?

Он качает головой.

– Я еще не уверен. Такой вид обнаружен впервые.

Где-то после озера Мозес я засыпаю, затем резко просыпаюсь, замечая, что прислонилась к Бэну, мы едем по территории заповедника Снокалми-Пасс, и у меня трещит в ушах.

– Блин, извини.

– Да ничего, – он едва заметно улыбается.

– У меня, наверное, и слюни изо рта текли?

– Я никому не скажу.

И продолжает лыбиться.

– Что тут смешного?

– Просто ты нарушила обещание никогда не спать рядом со мной.

Я резко отдергиваюсь.

– Формально я нарушила его еще вчера, заснув с тобой под одной крышей. Ну, очко тебе, Бэн. Но большего ты от меня не добьешься.

У него загораются глаза, и на миг он превращается в того Бэна, засранца. Я в какой-то мере ему рада. Но затем он исчезает, что-то бормоча.

– Что-что?

– Хватит на меня наезжать.