Шрифт:
Мы выбираем один из таких паршивых мотелей.
– Сколько у вас стоит номер? – интересуется Бэн.
– Шестьдесят долларов. Выезд в одиннадцать, – отвечает мужик с влажными глазами, он напоминает мне мистера Педью.
– Дам восемьдесят за два и уедем к девяти, – хлопнув рукой, я выкладываю двадцатки на стойку. Он смотрит на мою грудь. Бэн хмурится. Мужик сгребает деньги своей паучьей лапкой и бросает нам два ключа.
Бэн достает кошелек и пытается отдать мне деньги, но я отмахиваюсь:
– Я угощаю.
Мы молча возвращаемся к «Джетте», после такой длинной поездки мотор еще щелкает. А завтра проехать надо будет еще больше. Взяв рюкзак, я поворачиваюсь в сторону своего номера, который находится в противоположном конце от его.
– Встречаемся завтра в девять в машине.
– Завтра понедельник, – говорит Бэн, – может, лучше пораньше. Вдруг ему на работу идти. Так целый день потеряем.
Об этом я не подумала. Совсем счет времени потеряла. А ведь мы уже два дня едем.
– Восемь?
– Семь. Нам дотуда еще полчаса добираться.
– Ладно. В семь.
Мы стоим, смотрим друг на друга. На парковку со скрипом заезжает грузовик.
– Спокойной ночи, Коди, – говорит Бэн.
– Спокойной ночи.
Войдя в номер, я планирую принять ванну, но, увидев, какая она грязная, с кольцом омертвевшей кожи, предпочитаю помокнуть в душе под слабенькой струйкой. Выхожу, вытираюсь тоненьким полотенцем и осматриваюсь.
«Смерть – это последний обряд посвящения, и она может стать самым священным ритуалом. Иногда чтобы придать ему более личный характер, надо делать это анонимно». Такой совет содержался в зашифрованных файлах на ноутбуке Мэг. Брэдфорд это сам написал? Он вполне мог такое сказать. Я смотрю по сторонам. Тут все точно так, как и в мотеле, где Мэг сделала это с собой.
Я представляю себе в подробностях, как она заперла дверь, вывесив табличку «Не беспокоить», положила чаевые для горничной. Пошла в ванную, чтобы смешать химикаты, включила вентилятор, чтобы другие гости не уловили запах.
Я сажусь на кровать. Представляю, как Мэг дожидалась, когда яд подействует. Она сразу легла, или только когда началось покалывание в ногах? Ее рвало? Ей было страшно? Или она испытала облегчение? Был ли момент, когда она поняла, что обратного пути уже нет?
Я ложусь на грубое покрывало, пытаясь представить, какими были последние минуты жизни Мэг. Жжение, покалывание, онемение. Слышу, как меня подталкивает голос Брэдфорда. Мы рождаемся в одиночестве и умираем в одиночестве. Перед глазами плывут черные пятна, я чувствую, что это происходит со мной. По-настоящему.
Я дрожащими руками хватаюсь за телефон. Бэн сразу же берет трубку.
– У тебя все хорошо? – спрашивает он.
И, когда я это слышу, мне становится хорошо. Если не совсем хорошо, то лучше. Паника утихает. Я не Мэг, я не сажусь на последний автобус, не слушаю чей-то анонимный голос. Я жива. И я не одна.
– Ты в порядке? – повторяет он. Его голос настоящий. Надежный. Если надо, он бы оказался рядом.
– Да, – отвечаю я.
Бэн молчит, я пока не вешаю трубку, слушаю, меня утешает его присутствие, звук его дыхания. Так мы сидим какое-то время, пока я не успокаиваюсь настолько, чтобы лечь спать.
35
В семь утра я подхожу к машине, со мной коробка пончиков и два стаканчика кофе.
– Мы что, копы? – спрашивает Бэн.
– Ну, выслеживаем кое-кого.
Он показывает мне листок бумаги.
– Я заправился. И разузнал, как ехать к дому твоего отца.
Отец. Дом отца. Совершенно незнакомое мне понятие. Как будто мы куда-то на луну собираемся.
– Спасибо.
Он протягивает мне листок, я какое-то время стою в нерешительности. Гарри сказал, что за последние десять лет мой отец переезжал шесть раз. Мне от этого стало не по себе, хотя не знаю, чего я испугалась – что я не найду его или что найду.
Я хватаю листок.
– Хочешь за руль?
Я качаю головой. Слишком нервничаю.
Бэн как будто понимает и, когда мы выезжаем на шоссе, начинает болтать. Он рассказывает, что рос в мекке сноубордистов, а денег на то, чтобы заняться этим спортом самому, не было, так что они с братьями творили всякие безумства, например, надевали чехлы на скейты и съезжали по склонам на них.
– Джеми, мой старший брат, однажды сразу обе руки сломал.
– Ой.
– Бэнд во многом похож на Траки. Тут живут такие же хиппи-голодранцы, любители активного отдыха.
Я киваю.
– Так, нам уже сворачивать с трассы, говори, куда дальше.
Через несколько минут мы подъезжаем к ветхому красному деревянному дому. Двор перед ним завален всяким барахлом: ржавая газонокосилка, пластмассовые игрушки, диван, из которого лезут внутренности.
– Это он?
– Это адрес, который мне дал Гарри.
– Войдешь?
Я смотрю на грязный двор. Не особо похоже на жилище хорошего человека с хорошей семьей, которое я себе воображала. Может, Гарри раздобыл устаревший адрес.