Я встревожился, узнав среди первых звезд Малевендру – Богиню Боли, Смерти и Кровавого Возмездия. Госпожа Неку молилась ей дольше всего. Во время этой молитвы я хранил молчание, сказав себе, что чародей не имеет права молиться, равно как и плакать (ну в самом деле, Секенр, зачем ты продолжаешь рассуждать подобным образом, хотя прекрасно знаешь, что это неправда?) и что чародей может внушать богам страх, красть у них и даже повелевать ими, но молиться им не должен. Он не будет вымаливать того, что, как известно, никогда не будет ему даровано.

И все же я молился. Я молился даже Царю Неоку, молился и трепетал.

Тика положила ладонь мне на руку.

– Ты дрожишь. Так и не согрелся?

Город назывался Тадистафоном, что, как сказала Тика, означало Место Упокоения Царя. Я сразу подумал, что за этим названием скрывается какая-то история. Возможно, я даже когда-нибудь ее узнаю.

Но пока у нас были совсем другие, более насущные задачи.

Над воротами красовалась эмблема с изображением одинокого Царского Орла; этот символ Древнего Царства не сопровождался крокодилом, появившимся лишь во времена Гегемонии. Видно было, что о ней заботились надлежащим образом – красили золотом и серебром, так что распростертые крылья птицы в лучах заката отливали оранжевым блеском.

Когда мы подходили к городу, стражники зажигали фонари – одна за другой загорались на стенах яркие точки. Из города доносился хор множества труб, подобный долгому глубокому вздоху. К тому времени, когда мы добрались до ворот, их уже закрыли. Вдоль дороги на обочинах разбивали лагерь караванщики и одинокие торговцы, они собирались дождаться утра, чтобы получить разрешение въехать в город. В гавани на якоре стоял крутобокий корабль.

Я едва не свернул себе шею, в изумлении разглядывая каменные стены с бесконечной чередой крыш за ними. Я подумал: такими должны быть горы далеко на юге, где рождается река – они так же возвышаются одна за другой до самого горизонта.

Над воротами были построены две совершенно одинаковые башни с бойницами для лучников. На стене, на самом видном месте, приготовились к прыжку каменные звери, извергающие из пастей на лапы раскаленный докрасна песок и камни. На стенах сгрудилось множество стражников: кто стоял в карауле, кто маршировал взад-вперед, отрывисто выкрикивая приказы.

Похоже, у жителей Тадистафона имелись веские причины запирать ворота и бояться ночи: всадники заргати и выползающие из реки эватимы, но, как бросилось мне в глаза, караванщики совершенно не проявляли бдительности – они спокойно разводили костры, готовили ужин…

Госпожа Неку не намеревалась дожидаться утра. Она выхватила у опешившего кострового палку, стукнула ею в ворота и закричала:

– Впустите нас, во имя всех богов!

Караванщики насмешливо заулюлюкали.

Она постучала вновь. Мы застыли в ожидании. Я стоял немного поодаль, пытаясь в тусклом лунном свете разглядеть колоссальные мозаики на створках ворот: орлы и крокодилы вместе сражались против чудовищ, полулюдей-полузверей.

Неку оглянулась на меня через плечо.

– Нет, так не пойдет, – заявила она и вытолкнула меня вперед. – Вот. Стой тут, сложив руки на груди. Попытайся принять важный вид.

Я попытался.

Дверь в створке ворот с громким скрипом распахнулась. Неку принялась спорить с кем-то внутри. Дверь снова закрылась.

– Эй! Имейте совесть! Я привела к вам в город великого волшебника, Секенра, соизволившего почтить его своим присутствием.

Дверца приоткрылась. Тика прошептала мне на ухо:

– Сотвори какое-нибудь волшебство.

– Но это не получается…

Она наступила мне на ногу.

– Какое угодно! Быстрее!

– …могущественнейший маг, – вещала Неку, – прославившийся своими чудесами…

Стражник за стеной что-то пробормотал. Другой голос, громкий и твердый, сказал:

– Мадам, ваши требования не могут быть удовлетворены до утра. Вам придется подождать вместе с остальными.

Я подумал, что сильнейшее впечатление, произведенное на меня этим необычным местом, заставило меня полностью забыть о магии. Город шептал тысячами разных голосов: далекие крики, музыка, стук ставней, плач трубы… Мне казалось, что в городе что-то празднуют.

За рекой взошла луна. На бескрайней поверхности воды засверкали серебряные блики. Мозаичные звери, казалось, ожили, как только их коснулся лунный свет. Я сжал правую руку в кулак и медленно раскрыл ее. На ладони плясало маленькое пламя цвета луны.

Двое за воротами заспорили. Громкий уверенный голос сказал:

– Ха! Такие трюки мы уже видели. Немного спирта на коже и…

– А чем он зажег его? – закричала Тика. – Как он высек огонь? Вы же не спускали с нас глаз все это время.

Я повернул руку ладонью вниз. Пламя бесшумно текло у меня между пальцами. Неку обернулась ко мне. Наши взгляды встретились. Она была явно довольна мной.

Забряцал металл – за стеной отодвинули щеколду. В воротах наполовину приоткрылась небольшая дверца. Госпожа Неку вошла первой – она держалась с такой уверенностью, словно стража была обязана впустить ее. За ней последовала Тика. Я вошел последним. Двое стражников в кожаных доспехах – один совсем молодой, высокий и сухопарый, с вытянутым лицом, и второй, седой, напоминавший пивной бочонок – избегали встречаться со мной взглядом. Я поднял руку, показывая им, что она не обожжена. Неку сунула седому монету. Они поспешили закрыть дверь, водрузить на место засов и запереть замок. Я шел, сунув руки в карманы, словно ничего особенного не произошло.