Сражение растянулось на два дня. О первом мы знаем лишь то, что в этот день Пирру не удалось ввести в сражение все свои силы. Римляне не стали дожидаться разворачивания армии врага и, нарушая правила классического ведения боя, атаковали частью сил его авангард прямо на марше. В это же время их основные силы нанесли с фланга удар по дороге, где двигался главный корпус Пирра. Не ожидавшие этого эпирские войска были вынуждены принять бой на топких берегах реки.

В чем-то первый день сражения напоминал битву при Гераклее, только с обратным распределением ролей. Можно представить фессалийскую конницу, застревающую по пути к «передовой» из-за болотистой почвы. Здесь она оказывается под обстрелом римских легковооруженных, занявших один из береговых обрывов, расположенных на ее фланге, и откатывается назад, чтобы повторить попытку в другом месте. Тяжеловооруженные отряды теряют строй, проходя через лесистые лощины кое-где пешие колонны устремляются в реку, чтобы «срезать» очередной изгиб извилистой реки и в свою очередь зайти противнику во фланг. Головы колонн уже ведут бой на противоположном берегу, а главные их силы стоят по грудь в воде, высоко подняв щиты, чтобы прикрыть себя от метательного оружия врага. Вдалеке, еще у выхода из лагеря, тревожно трубят слоны, на спинах которых крепят башенки…

В этом импровизированном сражении Пирр понес немалые потери и был вынужден остановиться на ночь прямо на поле боя, будучи прижатым к берегу реки. Но противнику так и не удалось сбросить его в воду. Армия показала свою устойчивость и высокий боевой дух. Далеко не все эпирские подразделения участвовали в схватке, да и царь совсем не считал свое положение проигрышным. Вечером римские отряды отошли к своему лагерю. Консулы не были удовлетворены результатом, но не рискнули оставаться на ночь под носом у вражеских отрядов.

Это было только на руку Пирру. Еще до рассвета его подвижные части заняли высоты, господствующие над дорогой. Тут же за ними были двинуты главные силы, и утром на равнине перед римским лагерем находилась уже вся союзная армия. Консулы были вынуждены спешно выводить войска для сражения.

Если легионы римлян и их сторонников строились по национальному признаку, то Пирр расположил свои войска так, чтобы отдельные отряды различных племен стояли вперемешку, подобно когортам римских союзников. кое-где между ними находились таксисы эпирских и греческих гипаспистов, придавая этому строю опору.

Лишь в центре плотной массой стояла небольшая молосская фаланга сариссофоров, являющаяся ядром пехотного строя.

Фланги составляли конные отряды, причем мы не знаем достоверно, где находился сам Пирр с гетерией и на каком крыле должны были вступить в бой слоны. По античной традиции это, вероятно, было правое крыло.

Римляне попытались нейтрализовать атаку боевых животных. Для этого они использовали галльские колесницы, на которых были установлены железные шесты, заканчивающиеся жаровнями. Римляне полагали, что смогут отпугнуть слонов открытым огнем. Одновременно на колесницы прикрепили нечто вроде «воронов» — подвижных мачт, завершающихся крюком, который можно было опускать вниз. Эти мачты предназначались против башенок на слоновьих спинах: крюк должен был цепляться за них и стягивать вниз [74] .

Начался бой схваткой легковооруженных воинов, которая была недолгой, так как римляне тут же атаковали пехотный строй противника. Они хотели одержать победу в центре до того, как Пирр успеет ввести в дело конницу и слонов.

Сражение сразу приобрело ожесточенный характер. Израсходовав пилумы, легионеры мечами сражались против сарисс, раз за разом накатываясь на царскую армию. Щетина эпирских копий наносила множество ран смельчакам, пытавшимся приблизиться к противнику вплотную, однако римляне не обращали на них внимания, словно все хотели уподобиться Дециям.

Пехотные фланги армии Пирра сражались не менее упорно, причем ни луканы, ни самниты, неоднократно битые римлянами в регулярных сражениях, не подавались назад.

Равновесие, поддерживаемое с обеих сторон потоками крови, было нарушено появлением слонов. Пирр не сразу пустил их в бой. Прежде всего он придал им большое количество метателей дротиков и стрелков из лука; рядом со слонами находились также значительные конные отряды. Когда римляне стали выдвигать свои колесницы, эти отряды, вместе с легковооруженными, бросились вперед. По приказу Пирра они перерубали постромки у колесниц, делая те непригодными для боя. После короткой схватки колесницы, даже не успев подобраться к слонам, были либо захвачены, либо обращены в бегство.

Дорога слонам оказалась расчищена. Они, как и при Гераклее, опрокинули попытавшуюся оказать сопротивление конницу, после чего повернули на пехотный строй римлян.

Сражение вступило в решающую фазу. Сам Пирр встал в ряды пехотинцев, и именно на том участке, где он сражался, эпироты наконец начали теснить врага. Теснили противника и слоны. Римлянам боевые животные казались стихийным бедствием: они были неуязвимы для обычного оружия, а многие смельчаки, пытавшиеся подобраться к ним, гибли либо под чудовищного размера ногами, либо от оружия наездников.

Правда, уже при Аускуле нашелся человек, который вошел в историю как первый римлянин, нанесший слону увечье. Это был Гай Нумиций, гастат четвертого легиона, отрубивший мечом хобот у одного из животных. Однако этот подвиг не помог римлянам. Поскольку конница Пирра на флангах также одолела противостоящие ей конные отряды, вся армия Деция и Сульпиция обратилась в бегство.

Безусловная победа Пирра не обернулась тем не менее разгромом римлян Их лагерь находился рядом с полем боя и к тому же был расположен на высотах. Эпирский царь не рискнул направить свои войска, утомленные двухдневным сражением, на их штурм. Возможно, сказалась и рана Пирра, в руку которого уже на исходе схватки вонзился дротик (ранен, кстати, был и Гай Фабриций, командовавший в битве при Аускуле одним из легионов).