Он поднял морду вверх и с силой выдохнул, издавая печальный крик.

Эти приматы не могли ощущать комфорта от присутствия сородичей вокруг. Нот испытывал удовольствие от обыскивания — но лишь от своих собственных физических ощущений, и от эффекта, который оно оказывало на поведение другой особи по отношению к нему, но не в том, что чувствовали другие. Другие нотарктусы были для него просто частью окружающего мира, как хвойные деревья и подокарпусы, искатели корма, хищники и добыча: они не имели к нему никакого отношения.

Каждый из этих сбившихся в тесную кучу нотарктусов, несмотря на их физическую близость, был более одиноким, чем когда-либо будет любой из людей. Нот был навечно заперт в тюрьме внутри собственной головы, вынужденный в одиночку терпеть свои беды и страхи.

Настало ясное утро, но в лесу висел ледяной туман. Хотя солнце светило ярко, его лучи давали совсем немного тепла.

Нотарктусы вытягивали лапы, застывшие от холода и долгих часов неподвижности. Осмотрительно и осторожно они стали спускаться на землю. В подлеске они постепенно разбрелись по сторонам. Старшие самки двигались по краям просторной поляны, используя запястья, подмышки и гениталии, чтобы подновлять запаховые метки.

Нот ворошил мёрзлый лесной мусор. Мёртвые листья были ему ни к чему, но он научился рыть землю под теми местами, где лежал особенно толстый слой листовой подстилки. Слой листьев мог сохранять влагу и защищать от мороза; там можно было найти росу, чтобы напиться, и незамёрзшую землю, которую можно было раскопать в поисках клубней, корней или даже корневищ выносливых папоротников.

Тишину нарушила серия неожиданно громких ухающих криков, и лес отозвался эхом. Нот огляделся, его вибриссы дрожали.

Возле зарослей подокарпа было какое-то волнение. Нот видел, что из леса вышла группа нотарктусов, странные самки с несколькими детёнышами. Они приближались к подокарпусу.

Огромная и некоторые другие самки выбежали вперёд. Крупный доминирующий самец стаи — которого Нот мысленно называл чем-то вроде Императора — присоединился к волнению, возникшему среди самок. Вскоре они все начали яростные демонстрации, крича и размазывая мускус по своим длинным хвостам. Странные самки отпрянули, но ответили в том же духе. Лес ненадолго наполнился какофонией ссоры.

Кланы самок, основа общества у нотарктусов, были строго территориальными. Но эти странные самки игнорировали пахучие метки, оставленные Большой и другими — явственные предупреждающие знаки для совокупности органов чувств нотарктусов. В это время года еда становилась редкостью; в решающей схватке за пополнение внутренних запасов тела в ожидании суровой зимы густые заросли подокарпа стоили того, чтобы бороться за них.

Самки с детёнышами, цепляющимися за их шерсть, заходили в своих войнах намного дальше, чем были готовы самцы. Они быстро усугубляли конфликт — дело дошло до выпадов и ложных атак, и даже до шрамов, нанесённых клыками. Самки сражались, словно бойцы на ножах.

Но до этого дело уже не доходило. Хотя ни один нотарктус пальцем не тронул другого, демонстрации Огромной и остальных обескуражили незнакомцев. Они отступили назад, в длинные серо-коричневые тени лесной чащи — хотя не раньше, чем один старший детёныш бросился вперёд, нагло вонзил зубы в высохший на холоде плод и сбежал со своей наградой ещё до того, как его смогли остановить.

Внезапно осознав уязвимость своего сокровища, самки тесно обступили подокарп, жадно пережёвывая плоды. Некоторые из старших, более сильные самцы, в том числе Император, вскоре начали кормиться рядом с Огромной и остальными. Нот и другие молодые самцы окружили кормящуюся группу, ожидая своей очереди съесть то, что останется.

Он не осмеливался бросить вызов Императору.

Самцы нотарктусов устанавливали собственную сложную и иную социальную структуру, перекрывающуюся с таковой у самок. И всё это было ради спаривания, которое было самым важным делом — единственным делом. Император обладал большой территорией, которая включала владения многих групп самок. Он ставил своей целью спариться со всеми самками на своей территории, и тем самым максимально увеличить вероятность распространения своих генов. Он помечал своим запахом метки самок, чтобы отвадить других поклонников. И он стал бы яростно сражаться за то, чтобы другие сильные самцы держались подальше от его обширной империи — так же, как отец Нота боролся, чтобы отогнать Соло.

Император добился успеха — он сумел владеть своим обширным наделом на протяжении более чем двух лет. Но, как и все недолго живущие представители его вида, он быстро старел. Даже Нот, самый невзрачный из новичков, делал бесконечные неосознанные оценки сил и физической формы Императора; стремление спариваться, оставлять потомство, видеть, как продолжается твой род, у Нота было таким же сильным, как у любого самца в группе. И уже скоро Императору бросили бы вызов, которого бы он не выдержал.