– Если все это плод вашего пьяного воображения, то знайте, я не позавтракал по вашей милости!

– Все это было на самом деле, – сказал он, набычившись. – И все они лгут, только непонятно, зачем и почему. Вот вы и выясните это, Холман.

Джайлс наклонился ко мне. Карие глаза его сверкнули.

– Да-да, как только мы покончили с этой шайкой лжецов, я понял, что должен поговорить с кем-нибудь, кто выслушает меня без смеха. – Он сделал паузу, смерив Эдвину испепеляющим взглядом. – Поэтому я взял один из автомобилей миссис Боллард, поехал на Уилширский бульвар и встретился с моим агентом. Уважаю таких людей, как Брюс Милфорд… Даже если он способен пробраться в морг и скальпелем отхватить от моего трупа причитающиеся ему чертовы десять процентов, прежде чем мои останки успеют положить в гроб. Он рассказал мне о вас все, Холман.

– Ничего хорошего, надеюсь?

– Сейчас-сейчас… Так что же он сказал? – На широком лбу Джайлса обозначились морщины. – Ах да!.. Холман – самый надежный специалист по решению проблем в шоу-бизнесе. Ту же работу другие выполняют за половину его гонорара, но мы доплачиваем ему за то, что он уважает киноиндустрию, сказал Брюс.

– И он вам поверил? – осведомился я.

– Ни единому слову, пожиратель младенцев! – воскликнул актер. – И все же у него хватило здравого смысла понять, что я верю в то, что говорю; вернее, Брюс делает вид, что это у меня шарики за ролики зашли. От неумеренного потребления алкоголя. Однако он не хочет, чтобы эта история будоражила мои мысли. Ведь мне положено работать над сценарием Марти Дженнингса с предварительным бюджетом в пятнадцать миллионов долларов. – Он криво усмехнулся. – Старина Брюс не желает, чтобы я отвлекался. Потому что Марти Дженнингс уже обязался заплатить и ему, Брюсу, положенные десять процентов от трехсот тысяч.

Я закурил и взглянул на деланно невозмутимое лицо Эдвины Боллард.

– Что вы об этом думаете? – спросил я ее. Она пожала плечами. Разумеется, не без шарма.

– Мое единственное желание – пусть Бобби забудет свою смехотворную историю, мистер Холман. Я не выдержу еще одного такого дня. Имена, вернее, клички, которые он мне давал, не очень-то мне понравились, и это еще мягко сказано. Если вы сумеете доказать ему, что все это – лишь плод его разнузданного воображения, то вот вам мое благословение, мистер Холман.

– Послушайте, Роберт, – обратился я к Джайлсу, – если вы хотите, чтобы я сделал для вас что-то конструктивное, то попытайтесь убедить меня в правдивости вашего рассказа о событиях вчерашней ночи.

– Мой рассказ – чистейшая правда! – воскликнул он.

– В таком случае мне придется назвать лжецом каждого, кто оставался на приеме после ухода Боллард, – заметил я. – Более того, я должен назвать лжецом Марти Дженнингса – одного из самых крупных и влиятельных продюсеров Голливуда. Кроме того, мне придется назвать тем же именем Сэмми Уэстина, короля недвижимости. То же самое с Вирджинией Стронг. Пусть она не бог весть какая актриса, однако наверняка имеет агента. Возможно, такого агента, который натравит на меня шайку продажных адвокатов. Но больше всего в этом дурацком деле меня беспокоит необходимость назвать лжецом Ника Фесслера.

– А кто такой Фесслер? – поморщился Джайлс. – Кто он? Какой-то местный чемпион-тяжеловес?

Эдвина тяжело вздохнула и с выражением благородной печали на лице покачала головой.

– Мой милашка младенчески невинен. Как истинный артист. Расскажите ему о Нике Фесслере, мистер Холман.

– Как расскажешь про Ника Фесслера парню, который сам говорит, что, по мнению его агента, у него крыша поехала от неумного потребления алкоголя? – пробормотал я. – Вероятно, следует признать, что мы говорим на разных языках. – Я посмотрел на актера. – Уверен, что вы играете в ту английскую игру… Бейсбол для маленьких девочек – называется крикет?

– Еще бы! – оживился англичанин. – Знаете, лет десять назад я целый сезон играл за графство и был надежным игроком, всегда “держал черту”. И вдобавок – неплохим сменным боулером. Мой обманный удар – нечто среднее между “джугли” и “йоркером” – сбивал с толку самых лучших отбивающих.

– Понимаете, что я имею в виду? – Я взглянул на Эдвину Боллард.

– Сохраняйте прежний подход, – сказала она. – Пожалуйста, постарайтесь объяснить про Ника Фесслера. Милашка умнее, чем кажется.

– О Господи!.. – простонал я. – Ладно, о'кей. Что мне терять, кроме рассудка? Так вот, Фесслер действует на грани закона. За двадцать лет он создал целую империю. Сколотите в Пасадине группу “девушек по вызову” – что маловероятно, – и вскоре вы будете жить по законам Фесслера или вылетите из дела. Допустим, вы хотите купить участок земли, но ветхая старушка, чей дом стоит в центре участка, не желает его продавать. Вызовите Ника Фесслера! Старушка приползет к вам на коленях в тот же день. И вы хотите, чтобы этого типа я в лицо назвал лжецом и обвинил в преднамеренном сокрытии убийства?

– Вижу, вы боитесь причинить ему беспокойство, так? – спросил актер.

– По-вашему, я трусливый ублюдок, наложивший в штаны при одной мысли о том, что придется связаться с Фесслером? – усмехнулся я. – Что ж, в чем-то вы правы. Но более всего я опасаюсь за свою репутацию. Так что расследование вам дорого обойдется!

– А.., теперь понимаю! – Он широко улыбнулся. – Все эти душераздирающие стоны – всего лишь способ набить цену?

– Я должен спорить с великим трагиком и великим игроком в крикет? Думайте как хотите, маэстро, но прежде чем я начну расследование, вам придется выложить пять тысяч. Потом еще десять, если я докажу, что вся эта история – игра вашего воображения. А если выяснится, что вы правы и они пытались скрыть убийство, вам придется заплатить еще двадцать тысяч.

– Я не в том положении, чтобы торговаться, – сказал актер. – По рукам, Холман. Но все же удовлетворите мое любопытство: почему мне придется заплатить двойную цену, если окажется, что я прав?

– Потому, маэстро, – процедил я, – что в таком случае я буду вынужден доказать, что пятеро людей участвовали в заговоре с целью скрыть убийство, – а это весьма хлопотно. Вы дадите мне адреса и телефоны свидетелей? – обратился я к Эдвине.

– Конечно. – Она поднялась со стула и грациозно вышла из комнаты.