Гамаш внимательно слушал, представляя себе, как Шамплейн склонился над листом бумаги с пером в руке и чернильницей рядом. Спартанский дом, убогая обстановка, горит свеча. Четыре сотни лет назад и четыреста ярдов от того места, где они теперь сидят.

– «Своим рождением я обязан королю», – сказал Эмиль. – Историки несколько веков гадают, что это может значить.

Гамаш мысленно произнес эту фразу. «Своим рождением я обязан королю». Это наводило на всякие размышления. Потом ему пришла в голову одна мысль.

– Если тело Шамплейна будет найдено и мы наверняка будем знать, что это он, то ведь можно сделать анализ ДНК.

Произнося эти слова, он смотрел на Эмиля, но тот опустил глаза в стол. Преднамеренно? Избегал встречаться с ним взглядом? Возможно ли такое?

– Только какое это будет иметь значение? Предположим, тест покажет, что он сын Генриха Четвертого, но кому это сегодня интересно?

Эмиль поднял глаза:

– С практической точки зрения это не будет иметь никакого значения. Но символически? – Эмиль пожал плечами. – А с точки зрения пропаганды это очень мощная информация, в особенности для сепаратистов, которые уже видят в Шамплейне важный символ независимости Квебека. Это еще добавит ему блеска и романтического ореола. Он станет фигурой не только героической, но и трагической. А сепаратисты видят себя именно такими.

Гамаш несколько секунд сидел не двигаясь.

– А вы сепаратист, Эмиль?

Они никогда прежде не говорили об этом, считая, что это дело глубоко личное. Эта территория в квебекской полиции всегда считалась опасной.

Эмиль оторвался от омлета:

– Да.

Это был не вызов – просто признание факта.

– Тогда у вас, возможно, есть какие-то подозрения, – сказал Гамаш. – Могло бы сепаратистское движение использовать это убийство?

Эмиль помолчал, потом положил вилку:

– Это несколько больше, чем «движение», Арман. Это политическая сила. Более половины населения говорит, что они квебекские националисты. Сепаратисты много раз формировали правительство.

– Я не хотел преуменьшать их силу, – улыбнулся Гамаш. – Извините. И я знаю политическую ситуацию.

– Конечно знаешь. Из моих слов вовсе не вытекало, что не знаешь.

Атмосфера становилась напряженной.

– Я всю жизнь был сепаратистом, – сказал Эмиль. – С конца шестидесятых и до этого дня. Это не значит, что я не люблю Канаду. Люблю. Как можно не любить страну, которая допускает такое многообразие мысли, самовыражения? Но я хочу иметь собственную страну.

– Как вы говорите, многие с вами согласны. Но по обе стороны хватает фанатиков. Ревностные федералисты, которые боятся французских устремлений и не доверяют им…

– И ублюдочные сепаратисты, которые готовы на все, лишь бы отделиться от Канады. Включая насилие.

Оба вспомнили про октябрьский кризис несколько десятилетий назад, когда рвались бомбы, когда франкоязычные канадцы отказывались говорить по-английски, когда был похищен британский дипломат и убит член кабинета министров [49] .

И все во имя независимости Квебека.

– Никто не хочет возвращения к тем дням, – сказал Эмиль, глядя прямо в глаза Гамашу.

– Вы уверены? – спросил старший инспектор.

Голос его звучал спокойно, но твердо. Воздух между ними на миг заискрился, потом Эмиль улыбнулся и взял вилку:

– Никто не знает, что скрывается под поверхностью, но я думаю, те дни – дело прошлого и никогда не вернутся.

– Je me souviens [50] , – сказал Гамаш. – Как там Рене Далер называл Квебек? Общество гребцов? Двигается вперед, но оглядывается назад? Так ли уж далеко здесь прошлое?

Эмиль взглянул на него, улыбнулся и вернулся к еде, а Гамаш смотрел в тронутое инеем окно, и мысли его блуждали.

Если Самюэль Шамплейн – символ квебекского национализма, то не являются ли все члены Общества Шамплейна сепаратистами? Впрочем, имеет ли это значение? Как сказал Эмиль, в Квебеке большинство граждан – сепаратисты, в особенности среди интеллигенции. Квебекские сепаратисты снова сформировали правительство.

Потом ему в голову пришла еще одна мысль. Что, если Самюэль Шамплейн был найден и обнаружилось, что он не королевский сын? Тогда его образ несколько тускнел, становился не столь героическим, менее мощным символом.

Может быть, сепаратисты предпочитали найденному Шамплейну с изъяном Шамплейна отсутствующего. Может быть, они тоже хотели остановить Огюстена Рено.

Гамаш решил переменить тему:

– Вы обратили внимание на запись от прошлой недели? – Он открыл дневник и показал запись.

Эмиль прочел, потом поднял глаза:

– Литературно-историческое общество? Значит, прошлая пятница была не первым его посещением общества? И тут написано один-восемь-ноль-ноль. Это время встречи?

– Я тоже так думал. Но библиотека в это время уже закрыта.