Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века
Впервые воедино собран материал, рассказывающий об истории местности, где в 1703 году царь Петр I заложил Петербург. Шаг за шагом прослежена история города до середины XVIII столетия. Книга хорошо иллюстрирована, снабжена картами и таблицами.
ИСТОРИЯ ГОРОДОВ МИРА
ПЁТР КОШЕЛЬ
ТРИ ВЕКА СЕВЕРНОЙ СТОЛИЦЫ
Том I
ВОЗНИКШИЙ ВОЛЕЮ ПЕТРА
История Санкт-Петербурга первой половины XVIII века
Москва
РУБЕЖИ XXI
2003
КРАСУЙСЯ, ГРАД ПЕТРОВ, И СТОЙ
НЕКОЛЕБИМО, КАК РОССИЯ…
А. ПУШКИН
СЛОВО О СЕВЕРНОЙ СТОЛИЦЕ
Петербургу исполнилось 300 лет. И, любуясь его великолепием, всякий раз поражаешься, что этот город-музей, пронизанный историческими ассоциациями, по существу, еще очень молод.
История здесь воспринимается не как далекое прошлое, а как нечто близкое, непосредственно связанное с современностью, с собственной судьбой. Почти зримо представляешь себе, как порывистый, неутомимый Петр впервые решительно ступил на болотистый невский берег; как по улицам Выборгской стороны пробирался в Смольный Ульянов-Ленин осенью 1917 года, чтобы начать вооруженное восстание; как по обледенелым набережным спускались к Неве за водой истощенные жители блокадного Ленинграда…
В этом, пожалуй, главное отличие Петербурга от других культурных центров мира и один из секретов его притягательности. История Петербурга не уходит корнями в древность, как, скажем, история Рима или даже Москвы, ее можно охватить в памяти целиком, хотя она и богата эпохальными событиями.
О Петербурге было немало написано уже в XVIII веке. В произведениях Феофана Прокоповича, Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова, Державина Петербург предстает как «преславный град», «Северный Рим», «убежище покою», «Северная Пальмира». В XVIII веке северную русскую столицу реже описывали, чаще воспевали.
Преславный град, что Петр наш основал
И на красе построил столь полезно,
Уж древним всем он ныне равен стал,
И обитать в нем всякому любезно,—
писал Тредиаковский в «Похвале Ижорской земле и царствующему граду Санкт-Петербургу».
Ваше суетно препятство,
Ветры, нашим кораблям.
Рассыпается богатство
По твоим, Нева, брегам.
Это строки из «Дифирамба» Сумарокова. Здесь, как и в произведениях его современников, чувствуется стремление поэта передать не личное восприятие города, а общий, близкий всем «россам» восторг по поводу юного, но прекрасного Петербурга.
Писатели XVIII века часто подчеркивали, что Петербург накрепко связал Россию с Европой. Гаврила Державин, например, писал в «Шествии по Волхову российской Амфитриды»:
Вижу лентии летучи
Разноцветны по судам;
Лес пришел из мачт дремучий
К камнетесанным брегам.
Уже тогда, в XVIII веке, начали говорить о том, что Петербург — настоящий европеец, потому что при его застройке широко использовался или, по крайней мере, был учтен европейский опыт планировки и строительства. Творения Д. Трезини, Б. Ф. Растрелли, Д. Кваренги, Т. де Томона — выходцев из различных стран Западной Европы — во многом определили его облик. Но было в судьбе русской столицы нечто совсем не европейское: ни один из великих городов Европы не был построен так быстро. Знаменитые европейские столицы росли постепенно, это был естественный и в значительной мере стихийный рост. А тут город возник как бы сразу и строго по плану.
Державный дух Петра и ум Екатерины
Труд медленных веков свершили в век единый,—
писал П. А. Вяземский в 1818 г. в стихотворении «Я вижу град Петров». Хотя поэт тут и упоминает Екатерину, но город и в XVIII, и в XIX веках воспринимался прежде всего как город Петра I. Пожалуй, и тогда многие не сознавали, да и сейчас не все знают, что город назван не в честь царя, а в честь одного из апостолов. Название города ассоциировалось с именем царя-основателя.
В столь быстром росте города видели нечто чудесное. Так раньше на Руси города не возникали (вспомним пословицу: «Москва не скоро строилась»). Петербург воспринимается как воплощение великого замысла великого человека.
«По манию царя воздвигнутый из блат»,— писал Вяземский.
«Здесь будет город заложен» — так передает мысли Петра Пушкин в поэме «Медный всадник». Построить город «здесь», на болоте, рядом с постоянно грозящим наводнением морем, значило покорить саму природу. Это строительство должно было стать и стало торжеством человеческой воли, расчета, разума над стихией.
Но в отношении к Петербургу, если брать не только литературу, но и самые различные формы проявления народного сознания, была определенная противоречивость. Наряду с восторгами и прославлением — сомнения в целесообразности строительства города и даже пророчества о его гибели. «Петербургу быть пусту» — пророчество, появившееся еще во времена Петра. Чужой город с нерусским, немецким именем не устоит! — гласила молва.
Противоречие было в самой истории создания города: современнейший, европейский город, воплощение опыта европейской цивилизации, строился варварскими методами в традициях жесточайшего деспотизма, строился буквально на костях. Здесь страдали и гибли сотни и тысячи людей, память об этих страданиях была жива в народе, смысл молвы был в том, что городу придется еще расплатиться за это зло, за гибель невиновных. И потому: «Петербургу быть пусту».