науки начинали. Мы в двадцать пять лет кандидатскую защитили. В двадцать

пять!

Полудушкин. Вот вы говорите, что Пал Палыч чужими делами занят. С

большого и спрос большой. Что тогда тем говорить, кого в депутаты выбирают?

А у кого такие возможности есть, чтобы другому помочь, посодействовать -

почему не пойти навстречу, если просят? Пал Палычу только трубочку снять -

кто откажет? Всех он знает, и его все знают. В определенных кругах, конечно.

В пределах, так сказать досягаемости.

Махонина. Вот это вы верно сказали. Что верно, то верно - в пределах

досягаемости.

Полудушкин. Придет время... Не все сразу...

Махонина. У вас скорняк есть знакомый? Мне родственники из Иркутской

области соболиные шкурки привезли. Немаркированные. Скорняк нужен.

Полудушкин. Я вам позвоню. (Помолчав.) Лаптями интересуетесь?

Махонина (не поняв). Какими лаптями?

Полудушкин. Обыкновенными. Лыковыми. Один архитектор-умелец в свободное

от работы время сам плетет. Пять рублей пара.

Махонина. Кто же их носит, лапти-то?

Полудушкин. Носить не носят, а на стенку вешают. Мода такая пошла. А в

одном интеллигентном доме ему сразу двадцать четыре лаптя заказали. Две

дюжины. Три недели их плел.

Махонина. Двадцать четыре? И все на стенку?

Полудушкин. Зачем же на стенку? Они лучше надумали. Гостям заместо

тапочек в прихожей раздают, чтобы, как в музее, паркет натертый не топтали.

Гость приходит, а ему сразу лапоточки на обе ноги. Так и шаркает по квартире

в лапоточках. И паркет цел, и к фольклору приобщаются.

Махонина. Нет, мы до этого еще не дошли. Мы на стенку такие сувениры не

вешаем. У нас все больше из Африки, Азии. Маски!

Полудушкин. Ну да. Я вижу. Ну, а если насчет лаптей надумаете, то дайте

сигнал, я мигом организую. Этот архитектор мне еще по рублю с пары скинет, я

ему липовое лыко из Костромской области по дешевке достаю. (Роется в

портфеле.) Пойду я, Раиса Марковна! Мне еще в одно местечко заскочить

придется, боюсь, не успею. Да, скажите Пал Палычу, что бумагу писчую я

достал и на работу к нему забросил. Пять пачек по пятьсот листов. Высший

сорт. Чистый импорт. Большой дефицит.

Махонина. А как насчет туалетной? Я просила...

Полудушкин. Вы имеете в виду "пипифакс"? Обещали в одном месте.

Махонина. Тогда сразу рулонов двадцать или лучше тридцать берите. Сюда

и на дачу.

Полудушкин. Я понял.

Махонина. Мы вам что-нибудь должны? Вы как с самим-то договорились?

Полудушкин. Не беспокойтесь, Раиса Марковна! У нас свои расчеты. Я уж

вашему супругу и так по гроб жизни обязан: он меня на "Всемирную литературу"

подписал. Двести томов. Читать я их вовек не прочитаю, а куда ставить, ума

не приложу. Квадратных метров маловато...

Махонина. Совсем забыла вас поблагодарить. Хороший вы нам елочный набор

достали. Надо было два или три взять. Как я сразу не догадалась. В общем, спасибо. Я просто не знаю, как вас благодарить.

Полудушкин. Раиса Марковна! О чем вы говорите? Такой уж я человек.

Нужник!

Махонина. Как вы сказали? Кто вы?

Полудушкин (простодушно). Нужник. Нужный, стало быть, человек. С

наступающим вас, Раиса Марковна! И, как говорится, дай бог, чтобы все на

данном уровне оставалось. Все как есть!

Махонина (улыбаясь). Нет. Вы уж этого только Пал Палычу не пожелайте!

Пал Палыч этого не любит. Пал Палыч и на работе и дома всегда только об

одном - о перевыполнении плана думает. Пал Палыч не любит, чтобы на одном

уровне.

Полудушкин. Это я так... Чтобы не сглазить. Ну, всего наилучшего!

Полудушкин уходит. Появляется Махонин. Он входит в

комнату, раскрасневшийся после уличного мороза. В руках

у него черный "атташе-кейс".

Махонин (с порога) Раюня! Я пешком прошелся, славно так воздухом

подышал! (Видит самовар.) О-о-о! Вот это да-а-а! Ну что за мужик! Ну прямо

золотой!

Махонина. И самовар словно золотой!

Махонин (рассматривает самовар). Тульский самоваришко! То, что надо!