Нежелание Дэвида посвящать инспектора в свои последние приключения к утру не рассеялось, а, наоборот, укрепилось. Ко времени ленча он придумал иной план и начал осуществлять его, позвонив доктору Шору и попросив о краткой беседе. Ему предложили прийти около двух и быть пунктуальным.

– До меня доходили кое-какие экстравагантные слухи о ваших похождениях, – сказал доктор Шор с легкой улыбкой, когда Дэвид вновь уселся на место посетителя в его кабинете. – Вы определенно произвели впечатление на нашу деревню, и ее жители, естественно, догадались о природе вашей миссии. Единственная их ошибка состоит в том, что они сочли вас тайным сотрудником Скотленд-Ярда.

– Вот как? – удивился Дэвид.

Он подозревал, что хозяйка гостиницы подслушивает его телефонные разговоры по отводной трубке в баре, но не предполагал, какое количество информации ей удалось наскрести.

– Они думают, что на вашу жизнь было три покушения. Вероятно, от того сумасшедшего летчика, в котором видят убийцу Урсулы и ее мужа.

– Им кажется, что они знают убийцу?

– О да. Этот бедняга – отставной военный летчик, попавший под бомбы в ангаре на аэродроме, где базировался Дункан. Он получил сильную контузию и по временам становится буйным. Из ВВС его уволили, и он живет дома. Для всех деревенских неприятностей он служит козлом отпущения. Молва приписывает ему снятие крышки с усадебного колодца вчера вечером – с намерением, естественно, вас утопить и прекратить вашу нежелательную деятельность. Я убедил беднягу лечь в постель. Он страшно встревожен: уж не делает ли что-то, сам того не зная?

– А его в этом уверяют, так я понимаю?

– Конечно. И это весьма ухудшает его состояние.

– Само собой. Я как раз хотел с вами поговорить насчет этого случая с колодцем. Вам, я вижу, уже рассказали. А описали ли подробности?

– Да. Ваши открытые допросы в «Плуге и бороне» разошлись далеко и широко, как вы могли ожидать. Колодца никто не помнит, и меня засыпали вопросами о нем. Садовник и его подручные мальчишки попытались сегодня его закрыть, а Хьюберт Фринтон поговаривает о необходимости его засыпать, но в наши дни вопрос рабочей силы и материала стоит остро.

– Я к вам пришел, – отчетливо произнес Дэвид, – рассчитывая, что вы помните о существовании колодца. По-моему, вы говорили, что живете здесь сорок лет.

– Это правда. Я приехал сюда молодым человеком, только что получившим диплом, ассистентом к доктору Милсому, моему предшественнику. И с тех пор живу здесь.

– Но до сих пор не слышали об этом колодце?

– Нет, никогда.

– Мистер Фринтон был тогда подростком?

– Обсуждать с вами возраст мистера Фринтона я не вправе, поскольку он – мой пациент. Но вы легко можете сами это выяснить.

– Да. Я имею в виду момент вашей встречи он уже вырос из тех лет, когда за мальчиками смотрит няня?

– Няня? – На худом лице доктора Шора отразилось удивление. – Конечно, ее уже не было. Они с братом жили в школе.

– И колодец был забыт. Тогда еще один вопрос, если вы позволите, сэр. Не знаете ли вы случайно, кто пользовал миссис Фринтон, когда родились близнецы?

– Не сомневаюсь, что доктор Милсом, мой старший партнер.

– Да-да, я этого ожидал. Но ведь была и акушерка, конечно? Роды проходили в усадьбе?

– Наверняка. Если хотите, могу сказать вам точно. У него на все роды были записи.

Дэвид вздохнул с облегчением. Упоминание о записях вселило в него надежду.

Доктор Шор покопался в шкафу под книжной полкой и вытащил стопку старых бухгалтерских книг. Он разложил их на столе и сверил даты, тисненные на корешках золотом.

– Вот оно, – наконец сказал он.

Запись нашли. Дата, характер родов, размер и вес обоих младенцев (Дэвид отметил, что почти одинаковые), а в конце – имя и адрес принимавшей акушерки.

– Вот эта женщина мне и нужна, – радостно произнес Дэвид, переписывая данные.

– Сомневаюсь, что вы ее найдете, – заметил доктор Шор. – Ей сейчас около восьмидесяти, если она вообще жива.

– Могу только попытаться.

– Возможно, я вам еще немного помогу, если это та женщина, которую вы ищете, – проявил наконец доктор Шор интерес к поиску. – У доктора Милсома была книга с фамилиями и адресами сестер, где она может упоминаться до ухода на покой.

И снова записи помогли. Сестра Андерсон значилась в книге со всеми своими адресами в Шорнфорде или поблизости. Последняя запись была датирована тысяча девятьсот тридцатым годом с пометкой: «Можно приглашать сиделкой к умирающим и обряжать покойника. Только разовые работы».

«Странный конец карьеры для повитухи», – подумал Дэвид, прочитав эту запись. Конечно, пенсия по старости оказалась недостаточной для прожития, а сбережений она так или иначе лишилась. Таким образом, в тридцатом году, обуреваемая множеством воспоминаний о громкоголосых, возмущенных пришельцах, которых принимала в этот мир, она лишь время от времени смотрела, как покидают его уходящие.

– Это было уже в ваше время? – спросил он.

– Да. Я не помнил ее среди старых акушерок, но сейчас вспоминаю. Она мне писала с этого адреса в Шорнфорде. Не думаю, чтобы у меня когда-нибудь нашелся для нее случай. Бедняки обычно обходятся своими силами. У богатых – обученные сиделки, или же они умирают в домах престарелых. Но если она здравствует, то вполне может жить там до сих пор.