Архиепископ уже по грудь находился в воде.

– Мне наплевать на него! – крикнул он, но судно вырвалось из его хватки и направилось к открытой воде. Не в силах пуститься вплавь, он стоял в холодной воде и смотрел вслед до тех пор, пока барка не исчезла из виду.

Море, которое могло таить в себе опасность в этих местах, сегодня было спокойным и приятным. Легкий попутный ветер увлекал их в сторону Англии. Все знамения были благоприятными. Мария обернулась, чтобы еще раз посмотреть на отступающий вдаль берег Шотландии.

– В Англию, с легкой душой и радостью в сердце! – сказала она громче, чем было необходимо.

Переправа заняла около четырех часов. В семь вечера они вошли в гавань небольшого рыбацкого поселка Уоркингтон. Когда они причалили, Мария заметила, как необычно выглядят камни на пляже: все они имели форму яиц разного размера и радужную расцветку – голубую, кремовую и розовато-коричневую. Она смотрела на них, как будто это доказывало, что Англия в самом деле отличается от Шотландии. Когда Мария сошла на берег, то оступилась и упала на колени, так что смогла рассмотреть камни с близкого расстояния. Она взяла пригоршню и встала.

– Это благоприятный знак, – громко заявил Хэррис. – Королева пришла, чтобы завладеть Англией.

Ответом было смущенное молчание. Вокруг начали собираться любопытные рыбаки.

– Нет, это не так, – ответила Мария. – Я пришла не для того, чтобы завладеть этой землей, а лишь для того, чтобы восстановить свои законные права в Шотландии.

Как Хэррис мог сказать такое? Что, если его слова повторят перед Елизаветой?

Все больше людей собиралось на пляже. Наступил воскресный вечер, и после дневного отдыха люди радовались недавно наступившей теплой погоде. Но пора было объявить о своих намерениях.

– Где живет сэр Генри Карвен? – спросил Хэррис. – Я привез из Шотландии наследницу, которую мы надеемся выдать замуж за его сына. Прошу вас, добрые люди, направьте меня к его дому.

Рыбаки обменялись между собой несколькими фразами.

– Он живет в Уоркингтон-Холл, к востоку от города. Пойдемте, мы покажем вам дорогу.

Все это время Мария оглядывалась по сторонам в надежде увидеть что-либо необычное или символизирующее ее недавнее решение. Но это был обычный рыбацкий поселок с обычным причалом. Весенний вечер тоже выдался вполне обычным. Все знамения, мольбы и предостережения в этот момент казались совершенно незначительными.

«Англия. Я переправилась в Англию, – думала она. – Это английская земля. Наверное, я должна испытывать такие же чувства, как Цезарь, когда он перешел Рубикон. Но я… я вообще ничего не чувствую».

Сэр Генри Карвен, старый знакомый лэрда Хэрриса, находился в Лондоне, но его семья тепло приняла беглецов. Оказавшись в доме, Мария наконец назвала себя и с облегчением обнаружила, что члены этой католической семьи едва ли не трепетали от восхищения перед ней. Они жаждали исполнить любое ее желание и с обожанием смотрели на нее. Она спросила Хэрриса, нет ли у него какого-нибудь маленького подарка, который она могла бы оставить им на память. У него нашлась лишь агатовая чашка, которую он привез из Дандреннана, но они приняли ее как священную реликвию.

Мария была не готова к такому преклонению. Почему они относятся к ней, как к богине? Из всех неожиданностей, с которыми ей пришлось столкнуться за последние несколько недель, эта стала одной из самых нежданных. Но это давало ей надежду и ощущение, что все будет хорошо.

Переход от «шлюхи» к «богине» кружил голову.

Тем вечером она попросила бумагу и перо. Леди Карвен принесла ей лучшую веленевую бумагу, какая имелась в доме, и подарила книжку с пустыми страницами в кожаном переплете.

– Это для вас, чтобы вы иногда вспоминали о нас. Мой кузен, преданный сын церкви – нашей церкви, – сам выделал эту кожу и сделал переплет.

– Благодарю вас.

– О, мы рады услужить вам! Если бы вы только знали… о, если бы сэр Генри был здесь! Мы ваши величайшие поклонники! – Она попятилась и вышла из комнаты, качая головой, как кукла.

Мария почти забыла, каково это – испытывать на себе безмерное восхищение других людей, но теперь оно казалось таким же далеким, как и проклятия на улицах Эдинбурга. И то и другое являлось неким символом, а человек внутри этого символа ходил, дышал и спал, словно облаченный в невидимые доспехи.

Теперь Елизавете официально сообщат о ее прибытии. Мария аккуратно расправила лист бумаги. Больше не будет рисунков углем на носовом платке.

Она начала писать. Нужно все объяснить Елизавете. Мария начала с Риччио, и, по мере того как воспоминания возвращались к ней, письмо становилось все более пространным. Ей казалось, будто она уже стоит перед Елизаветой и та слышит ее слова, словно они связаны друг с другом симпатической магией.