– И все же, – сказала она, протягивая сыщику «Блэк Харт», – ты сперва выпей. Вик Серотонин нам в другой день оставил.

Эшманн, который через нанокамеры следил за перебранкой Вика и Эдит в «Pr^eter Cur», не поверил ей, но и не огорчился, что имя Вика так быстро всплыло в разговоре.

– Ох уж этот Вик! – улыбнулся он. Покачал головой, словно туроператор был их общим бременем.

Эдит бесстрастно смотрела на него.

– Вик добр к старому приятелю, как и ты.

– Все любят Эмиля, – сказал Эшманн. – Таковы плоды былой известности. – Он сделал глоток. – Отличный ром Вик вам принес.

– У меня еще есть.

– Спасибо, хватит.

– Пропусти еще стаканчик – и наберешься достаточно храбрости, чтобы посетить Эмиля. Он там, наверху, как и всегда. Он сегодня чуть хандрит, так что проблем тебе не создаст.

Эшманн не отступил.

– Жаль, что Вик вляпался в нехорошее дело, – закинул он наживку.

– Мы все в него вляпались.

– Вик отпер дверь, может, даже и не по собственной воле. Оттуда прут новые сорта артефактов.

Эдит кисло взглянула на него.

– И что такого нового в том, чтобы оттуда появлялись новые артефакты?

– Они тут так шастают, – с удивлением услышал собственный голос Эшманн, – словно это их город.

Мысли Эдит все еще были заняты новизной. В те дни все стремилось показаться новым, и, как следствие, ничто им не являлось. Она видела эти слова на стене. [28] Ее философия сводилась к девизу: У тебя уже было время обновиться.

– Может, и их, – сказала она.

– И вот еще что. В этом замешан Поли де Раад, а он как в воду канул. Наша аппаратура его не видит. Это хорошая аппаратура, может, и подустарела чуток, но кто-то ей заговорил зубы. Возможно, военные. Возможно, его дружки из ЗВК вскоре начнут задавать вопросы, на которые у нас пока нет ответов. – Эшманн решил, что пора еще выпить. Наливая себе рому, он добавил: – Я не хочу отпускать Вика в Зону, пока не узнаю, что там творится. Эдит, если ты в курсе, скажи мне, потому что это уже не шутки. Это не просто комната ужасов для иномирских туристок, и нас время поджимает.

На лице Эдит последовательно сменились несколько вариантов выражения, сложных, но объединенных нотками презрительной жалости.

– Ты и так обо всем сам пронюхаешь, – бросила она.

Она выхватила у Эшманна стакан, вылила его обратно в бутылку и унесла.

– Отец наверху, – сказала она. – Ты его помнишь?

– Я надеялся на его помощь.

– Да как бы он тебе помог? Он уже давно конченый человек. У него никого не осталось, кроме вас с Виком, но, когда он тебя видит, ему становится только хуже… – Эдит резко замолчала. Обвела взглядом музыкальные инструменты в демонстрационных футлярах – граничные условия ее жизни, на которые Эдит натыкалась снова и снова. Затем устало закончила: – Я не сдам тебе Вика, можешь не рассчитывать.

Эшманн и не ожидал ничего иного.

– Пойдем посмотрим, как там Эмиль, – предложил он, будто это была новая идея.

Бонавентура полусидел на кровати. Подушки так подпирали его спину, что иссохший костяк выгнулся к беленой стене буквой S. Он будто спал с открытыми глазами, глядя в примерном направлении дальнего угла комнаты. Слева верхняя губа чуть приподнялась, обнажая зубы, но это выражение вряд ли отражало его мысли. Увидев Эшманна, глаза блеснули.

– Привет, Вик! – сказал старик.

– Я не Вик, – сказал Эшманн.

Лицо Эмиля утратило живость.

– Ну арестуй меня, что ли, – пробормотал он и, кажется, опять заснул.

– Есть новости? – спросил Эшманн у Эдит.

– Нет, – коротко ответила та. – Все как было, Лэнс: твой старый друг умирает.

Его опухоли даже описать не удавалось, не то что вылечить. Внутри у Бонавентуры все как с цепи сорвалось, словно тело его хотело преобразиться в иную форму, но не представляло, в какую именно: органы без видимой закономерности отказывали и оживали, костный мозг переставал продуцировать тромбоциты. Последняя напасть, как сообщила Эдит Эшманну, оказалась гибридным вирусом, который собрался в его клетках сам по себе из трех-четырех разных сортов РНК; ну и еще какой-то непонятный ген нарисовался.

– Ничего нового, – сказала она. – Хуже всего, что он по-прежнему не видит снов. Я вас тут наедине оставлю, с меня на сегодня уже хватило. Так хорошо, когда кто-нибудь приходит.

– Не нравится мне все это, – отозвался Эшманн.

Он долго сидел на жестком стуле у кровати, но ничего не происходило.

– Мне надо поговорить с тобой, Эмиль, – сказал он. – С Зоной проблемы. – И: – Ты бы мне мог в этом помочь, хоть мы и за разные команды играем. Я обнаружил что-то совершенно непонятное.