обывательских домов. Проезжая в первый раз по городу, Львов еще не знал ни названий, ни

назначения этих сооружений. Разобраться в столичных достопримечательностях ему вскоре помогли

дальние родственники Соймоновы, — у них, на 11-й линии Васильевского острова, он остановился,

ожидая определения на действительную военную службу в Измайловский гвардейский полк, куда по

обычаю того времени был записан сызмальства.

Юноше повезло. Попал он к людям умным, хорошо образованным, много повидавшим и очень

доброжелательным. Это были сыновья известного еще в начале XVIII века навигатора, гидрографа и

картографа Федора Ивановича Соймонова. Двадцать с лишним лет назад Ф. И. Соймонов был

осужден за патриотическую борьбу против засилья немцев при дворе и за связи с казненным кабинет-

министром императрицы Анны Иоанновны Артемием Петровичем Волынским. Был он человеком

смелым, решительным и честным. Память о нем долго сохранялась в последующих поколениях его

семьи и родни. Дочь Львова Елизавета Николаевна в своих записках рассказывала: «При императрице

Анне

Неизвестный художник. Портрет И. И. Хемницера. Литография.

Иоанновне Бирон был всемогущ, и все его боялись. Федор Иванович Соймонов был тогда уже

александровский кавалер, ему приходят сказать в одно утро:

— Не езди в Сенат, потому что там читать будут дело Бирона, и ты пойдешь против.

— Поеду, — отвечал Федор Иванович, — и буду говорить против: дело беззаконное.

— Тебя сошлют в Сибирь.

— И там люди живут, — отвечал Соймонов.

Поехал в Сенат, говорил против Бирона и от этого четыре раза был ударен кнутом на площади,

лишен всего и сослан в Сибирь».

В те времена, когда Львов приехал в Петербург, в северной столице жили два сына Федора

Ивановича Соймонова. Старший из них — Михаил — успешно продвигался на службе в берг-

коллегии, ведавшей вопросами горного дела в России. Второй — Юрий, обучавшийся гражданской

архитектуре, — пошел по строительной части. Оба брата приняли деятельное участие в юном

родственнике, чем немало облегчили, особенно на первых порах, его пребывание в большом

незнакомом городе. И уж кому, как не Юрию Федоровичу — архитектору, заманчиво было показать

молодому провинциалу главные красоты Петербурга?

Легко можно вообразить, как шли они не торопясь по Васильевскому острову от небольшого

старого Соймоновского дома к Неве и оказались наконец на набережной.

С удивлением, вероятно, разглядывал юный Львов неимоверно растянувшиеся в длину

«Двенадцать коллегий». Они отделяли восточную часть острова, называемую Стрелкой, от более

широкой западной. И конечно же петербуржец Соймонов с превеликим удовольствием и подробно

объяснял приезжему, что начали строить эти здания еще при Петре I, что в двенадцати одинаковых

корпусах, как бы сросшихся боками, помещались главные административные учреждения России.

Тут же на набережной бесспорно привлекло их внимание своеобразное здание с башней —

Кунсткамера, первый в России общественный музей, где размещалась и библиотека Академии наук.

Рядом, у самой Стрелки, находился приспособленный для нужд Академии бывший дворец

петровского времени. За ним, в глубине, у Малой Невы теснились сооружения торгового порта.

Восточнее за гладью вод сверкал на солнце, как клинок меча, обращенный к облакам шпиль собора

Петропавловской крепости.

В. Л. Боровиковский. Портрет В. В. Капниста.

Когда же Соймонов и Львов обернулись к Большой Неве, то увидели на другом берегу реки

кирпичное Адмиралтейство — крепость и верфь, на стапелях которой строились военные и торговые

корабли. Единственным украшением этого сурового в своей простоте сооружения, окруженного, как и

полагалось крепости, земляными бастионами, была башня над центральным входом. Башня с

золоченым шпилем, увенчанным резным корабликом-флюгером.

Слева от Адмиралтейства, затмевая все своей пышностью, стоял недавно законченный Зимний

дворец, монументальный, нарядный, блестя непривычно большими окнами, украшенный множеством