– Хорошо, а что проку быть вампиром, если не иметь какой-нибудь особой силы?

– Я не говорил что у меня нет особых сил – просто я сказал, что у меня нет ничего против смертных. И единственная, с кем я могу слиться разумом, как ты выразилась, кем-то настолько близким ко мне, это – Возлюбленная, и я искренне сомневаюсь, что такая женщина существует. – Он плюхнулся на несколько тюков сена и натянул на себя одеяло.

– Что это ты делаешь? – спросила я, чувствуя себя несколько потерянной и одинокой. От холода я потерла руки – в амбаре было холодно и сыро, ночной воздух задиристо проникал сквозь дюжину или больше недостающих планок на стенах.

– Собираюсь спать. – Явились слова с резкой угрюмостью в них.

Я рассматривала темную груду, которую он соорудил в почти темном амбаре.

– А где, как предполагается, буду спать я? – спросила я, ненавидя жалостливый оттенок в моем голосе, но чувствуя себя особенно уязвимой в этот момент.

– Я сделал тебе кровать там.

Темная куча выпирала в направлении собранной груды тюков сена с грязным мешком из-под зерна. Я поглядела на, так называемую, кровать, и нерешительно двинулась в ее сторону. Шорох прекратился.

Может это был ветер, а не грызуны.

– Выключи фонарь.

– Не в этой жизни, – сказала я, прокладывая путь к «кровати». Один писк, один признак того, что тут, рядом с моей постелью, есть крысы или мыши, и я отправлюсь спать в машину, какой бы маленькой она не была.

– Прекрасно. Если ты хочешь, чтобы полиция приехала узнать, кто скрывается в амбаре, которому полагается быть пустым, оставь его.

– Ты умышленно стараешься быть настолько противным, насколько возможно? – спросила я, поднимая фонарь. Он приятно и твердо ощущался у меня в руке. Он послужил бы пригодным оружием в случае, если что-то на четырех ногах решило бы напасть.

Почему же у меня было ощущение, что те о ком я должна волноваться больше, были двуногими хищниками?

– А я считал, что был милым.

– Милым. – Я фыркнула. – Ты не знаешь значения этого слова. Я разве не получу одеяло?

– Нет.

Я осторожно села на краешек моей импровизированной кровати.

– У тебя же есть. А я замерзла. Почему я не могу получить его?

Кристофф тяжело вздохнул и перекатился, чтобы впиться в меня взглядом своих пылающих бирюзовым светом в полумраке амбара глаз.

– Потому что у меня нет чертовой сумки, полной одежды, как у тебя. А теперь может ты, наконец, выключишь свет и ляжешь спать?

Он перекатился обратно, оставив меня буравить взглядом его спину.

Должна признать, что Кристофф, не смотря на свою грубость, указал – со мной были все мои вещи, в то время как у него не было ничего, что бы он мог надеть. Я открыла сумку и извлекла свитер и шарф, предназначавшиеся для посещения глетчеров [30] … посещения, которое я не смогу осуществить.

Укутанная настолько, насколько я смогла справиться, практически чуть не заползя внутрь сумки, я сидела съежившись на своей импровизированной постели и дрожала, мерцая лучиком фонаря по амбару, чтобы убедиться, что тут нет летучих мышей или чего-то, что может спикировать на меня, пока я сплю, изредка посылая луч к куче, устроенной Кристофом.

Он не двигался.

Я сказала себе прекратить волноваться и просто заснуть, но хотя я и была уставшей, холод и дискомфорт не позволяли мне расслабиться. От каждого легкого шороха, каждого холодного дуновения, каждого ветерка, доносящего запах прелой соломы и застарелого навоза, я замирала, все более и более несчастная, пока не смогла выносить этого дольше.

– Мне все еще холодно, Кристофф.

Он молчал так долго, что я подумала, что он, скорее всего, спит. Наконец, он сел и бросил мне свое одеяло. Оно воняло плесенью, лошадью и потом, но хранило восхитительное тепло его тела.

– Я не собираюсь забирать у тебя одеяло! – сказала я, с неохотой бросая его ему обратно. – Тут нет другого?

– Нет. – Он не настаивал, чтобы я взяла одеяло, просто обернул его обратно вокруг себя и лег. – Надень еще что-нибудь из одежды.

– Я надела все, что у меня было теплого, и мне все еще слишком холодно, чтобы уснуть.

На сей раз молчание тянулось еще дольше, и я могла поклясться, что слышала еще один мученический вздох, но, наконец, он выдернул одеяло оттуда, где оно было подвернуто под него.

– Тогда забирайся под одеяло.

Я не ждала, чтобы мне сказали дважды. Я также не последовала совету здравого смысла, не прижиматься к смертоносному вампиру – стиснув фонарик, я рванула к его «постели», подползая к нему сзади, дрожа, когда тщательно подвертывала одеяло под себя. Оно не совсем натягивалось на всю меня.