— Не сдавайтесь, Петр Михайлович! — подбадривал я его. — После отдохнем.

Он молчал и пыхтел как паровоз.

— Фу! Наконец-то! — выдохнул я с величайшим облегчением и осторожно высунул голову в отверстие. Сердце радостно забилось: люк выходил как раз к уступу здания Кругов Многообразия.

— Скорей! Ну, Петр Михайлович! — громко шептал я.

Академик еще полз где-то в темноте, метрах в десяти от меня. Я протянул руку в темноту и, нащупав Самойлова, рывком выдернул его на уступ. От напряжения он тяжело дышал и не мог выговорить ни слова.

— Где же автомат включения воронки? — тормошил я его.

— Там… подожди. Я сейчас, — и он опустился на уступ.

Я видел, что Самойлов побледнел, и понял, что ему будет трудно держаться за меня во время полета. Тогда я снял диск со своей груди и прикрепил его к академику. Потом для надежности привязался к ученому ремнем и крепко обхватил его за плечи. Диск снова понес нас по воздуху.

Через минуту мы поднялись на площадку самого высокого уступа здания. Вдруг я заметил, что стало темнеть. Кругом замигали бесчисленные светильники. Взглянув вверх, я не увидел сквозь прозрачную крышу Трозы фиолетового неба и центра Галактики. По небосводу быстро мчались тяжелые хмурые тучи.

— Начинается Цикл Туманов и Бурь, — заметил отдышавшийся академик.

«Плохо это или хорошо?» — подумал я.

— Вот промежуточный автомат тоннеля, — указал Самойлов на четырехугольную пластмассовую коробку у карниза. — Смотри вверх.

Он излучил ритмичный сигнал, нажимая кнопки передатчика. Внутри автомата что-то защелкало, загудело.

— Есть воронка! — радостно закричал я.

Поляроидная крыша медленно раздвигалась как раз над зданием Кругов, постепенно выпучиваясь вверх в виде широкого конуса.

Я перевел рычажок диска на полную мощность. Словно жалуясь на непосильную нагрузку, аппарат тонко зажужжал, и мы по спирали поднялись к горлу воронки. Я с беспокойством смотрел на часы. С момента бегства прошло сорок пять минут. Хватились нас или нет? Скоро ли? Однако мы поднимались все-таки медленно.

— Четыре минуты, — прохрипел Самойлов. — Через минуту тоннель закроется. Скорей! Или все рухнет…

— Сдвигается! — воскликнул я, видя, как конус стал медленно сокращаться.

Уже близко… Еще миг! Мы еле успели пройти горло тоннеля, как оно стало меньше слухового окна и с мягким шорохом сомкнулось.

Над полированной равниной нас встретил пронзительный ветер, дувший, к счастью, нам в спину. Неимоверный зной, которого я так боялся, смягчился, но стало душно и сыро. Это были первые признаки Цикла Туманов и Бурь.

Вдруг я инстинктивно обернулся, как будто что-то толкнуло меня, и сердце сжалось: позади снова выросла воронка открывающегося тоннеля, у ее края показалась черная точка. Вскоре она превратилась в маленькую фигуру: кто-то гнался за нами.

— Петр Михайлович, за нами погоня! — сказал я академику.

Тот встрепенулся и, ни слова не говоря, перевел рычажок горизонтальной скорости в крайнее положение, отчего мы заметно ускорили полет. Несколько минут фигурка не увеличивалась, но затем стала медленно догонять нас. Мы неслись в сгустившихся сумерках над помрачневшими лесами Гриады, едва не задевая за кроны деревьев. Аппарат сдавал: вероятно, от перегрузки у него подработались какие-то тонкие механизмы. Вскоре преследователь приблизился к нам настолько, что я смог рассмотреть его лицо. Это был красноглазый Люг! Как он сумел найти нас? И почему он один? Очевидно, он первым догадался, каким путем мы ушли, и, пока снаряжалась погоня, бросился вдогонку за нами на свой страх и риск, Что ж, тем лучше для нас.

Люг что-то кричал и отчаянно жестикулировал, приказывая остановиться. Теперь нас разделяло расстояние в двадцать метров.

— Вижу радиомаяк! — вдруг крикнул Петр Михайлович. — Тот самый, о котором ты говорил Джиргу!

Я сверился с картой и радиокомпасом.

Люг, перестав жестикулировать, извлек из кармана нечто вроде длинного стержня и направил в нашу сторону, Ослепительно блеснул короткий бледно-синий, почти прозрачный факел, и я с ужасом увидел бессильно опустившуюся голову академика. Дикая ярость охватила меня. Я резко затормозил аппарат, так что Люг, поспешно перезаряжавший оружие, чуть не налетел на нас. В тот момент, когда Познаватель поравнялся со мной, я схватил его за горло свободной правой рукой и одновременно ударил коленкой в живот. Лязгнули челюсти, и я услышал, как Люг захрипел. Я сжимал горло врага все сильнее и сильнее.

Через минуту все было кончено. Тогда я отцепил с груди мертвого Люга антигравитационный диск, едва не вырвавшийся из рук, и тело грианина камнем полетело вниз.

С трудом прикрепив аппарат Люга, я освободил ремень, связывавший меня с академиком, уравнял скорости обоих дисков и взял Петра Михайловича за руку.

Она была холодная как лед. Меня охватило отчаяние. Погиб человек, с которым мы совершили величайшее в истории Земли путешествие и открыли этот странный мир. Умер гениальный ученый, подаривший человечеству гравитонную ракету! А как много он сделал бы еще!..