Монкевиц ответил, что не верит. У движения нет будущего. Правда, в общей куче активистов переходят границу и люди, прошедшие специальную подготовку в разведшколах иностранных государств. Но это не его компетенция. Увы.

— Но компетенция Кутепова? — быстро задал вопрос Артузов.

— Вероятно, — уныло подтвердил Монкевиц. — Изначально это его люди. Он сам производит отбор.

— Понятно, Николай Августович, — Артузов широко улыбнулся. Улыбка очень шла к его сегодняшнему облику. Он выглядел обычным совслужащим: толстовка, подпоясанная узким кавказским наборным ремешком, хромовые, тесные в полных икрах сапоги, темно-синее галифе и брезентовый портфель на столе. — Мы не стараемся сразу завербовать вас, полковник, и дать задание. Не думайте. Сейчас объясню почему. Первое — убедиться в вашей лояльности к товарищу Венделовскому. Вы сделаете, что вам поручено Кутеповым, на Кубани и благополучно вернетесь в Париж. Там отчитаетесь обо всем. Кроме московских эпизодов, естественно, и наших разговоров.

— Потом вы уничтожите меня? — вырвалось у Мон-кевица.

— Почему же? Бели вы захотите честно сотрудничать с нами — будем рады поступку подлинно русского патриота. Не захотите — поможем уехать и скрыться. Это второе.

— Но какие гарантии предоставляются мне?

— Мы полностью доверяем вам жизнь и судьбу нашего товарища — после возвращения в Париж.

— Резонно... А что вы потребуете от меня сейчас? Расписку о добровольном сотрудничестве, разумеется?

— Да, и расписку, конечно, — в голосе А рту зова впервые прозвучали твердые, командные ноты. — Мы хоть и не купцы, но безопасность дела требует, Николай Августович... Впрочем, будет вам и подарок. От нас — за будущие, так сказать, заслуги. Где-нибудь в пригородах Парижа... А если захотите, в Нормандии или ни юге вам будет куплена вилла. Особнячок, что ли, не очень бросающийся в глаза. Куплен на имя Альберта Николаевича. Вы можете владеть им одновременно или по очереди — как заблагорассудится.

— О! — Монкевиц понятливо кивнул. Поморщился, сказал обескураженно: — Вы ловко привязываете меня к вашему чекисту. Это очень умно и дальновидно. Спасибо за дар, — и усмехнулся. — Я в тупике и... и сдаюсь, поднимаю руки.

— Ну, зачем же так мрачно, полковник. У вас всегда будет выход — сбежать, скрыться. Еще раз напоминаю вам об этом.

— Премного обязан, — не скрывая иронии, поклонился Монкевиц. — Есть и еще выход. Застрелиться — разведчики должны уметь проигрывать, не так ли?

— Я надеюсь, вы не столь глупы, Николай Августович. И достаточно любите жизнь — по моим данным. Незачем считать себя проигравшим. Вы ведь по-прежнему будете работать на Россию. На истинную Россию, Монкевиц... Петров! — громко позвал он и постучал кулаком в стену.

Тут же вошел длинный парень с шапкой золотых кудрявых волос и подвижным лицом, чуть тронутым оспой, в коротковатом и узком ему пиджаке.

— Билеты принес? — спросил его Артузов. — Когда поезд?

— Как приказывали. На самый первый, утренний.

— Видите, все в порядке, Николай Августович. Завтра можете ехать. Товарищ Петров проводит вас на квартиру. А Альберта Николаевича мне придется еще задержать. Ненадолго... Для обратного пути у вас, насколько мне известно, подготовлен южный вариант?

— Так точно! — Монкевиц встал, не в силах скрыть растерянности и охватившей его вдруг апатии. Значит, пока не увидимся. Желаю здравствовать. И прошу: не принимайте необдуманных решений.

— Честь имею! — сухо произнес полковник и по привычке козырнул. Этот жест, абсолютно не вязавшийся с его более чем скромной штатской одежонкой, еще более подчеркнул его растерянность: полковник, судя по всему, окончательно потерял почву под ногами.

— Считаю, это дело закручено нормально, — сказал Артузов. — Зажали господина полковника — ему и деться некуда.

— Полагаю, петлять не станет, — сказал Венделовский. — Я, признаться, не ожидал, что он так быстро сломается.

— Судя по вашим сообщениям, он сломался еще тогда, когда поменял Врангеля на Кутепова. Самое время и нам переходить к Кутепову, — Артузов пересел на место, которое только что занимал Монкевиц, раскрыл брезентовый портфель, вынул папку. Пригласил подвинуться поближе, сказал: — От «Доктора» донесение — очередной приказ боевого Александра Павловича по РОВСу. Он и только он — прямой наследник великого князя Николая. Слушайте, читаю: «Они призывали нас к единению, стойкости и жертвенному служению Отечеству. Покажем же на деле, что эти заветы не мертвая буква и они действительно живут в наших сердцах...» Так, ну, далее о плохой работе боевиков и недостаточной подготовке пятерок. Большой процент не возвращается из Советской России. С этим мы, пожалуй, согласимся, а, Альберт Николаевич? Согласимся и с мерами, которые предлагает бравый генерал. Тут что? Предлагается еще раз проверка и перепроверка каждого: возможны враги — провокаторы, слабые духом трусы, интеллигенты, старающиеся, сознавшись, заслужить прощение большевиков. Подписано генералом от инфантерии Кутеповым. Когда, кстати, он стал полным генералом?

— Приказа о производстве не было — это я точно помню. Да и от кого?

— Не вспомните, Альберт Николаевич, не старайтесь. Так Кутепов доказывает миру: он — первый русский за рубежами России. Еще и в маршалы себя произведет. Если успеет. С ним и бороться нам, раз он сам объявил о высшем положении его Союза в общественной жизни русской эмиграции. Назвался груздем — полезай в кузов, генерал от инфантерии, — Артузов хмыкнул, заглянув в какую-то бумагу: — Посмотрите, каким слогом заговорил: «...первейшая и главнейшая задача заключается в единении и сохранении тех заветов, кои в нас заложены прежней нашей службой под увенчанными славой императорскими знаменами. РОВС должен составить действительно мощную организацию...» Вот сукин сын! — не сдержался Артузов. — Теперь уж ему приказы не Бенько пишет... А вот и другие газеты с речами героя: «Я, как председатель РОВСа...», «Нельзя ждать смерти большевизма, его надо уничтожить...» — ну и в том же духе. Неистовый Кутепов! Силы ему девать некуда! «Доктор» сообщает: РОВС стал хорошо кредитоваться с нескольких сторон. Что ни день — приемы, банкеты, совещания, зарубежные вояжи в Югославию, Болгарию, Чехословакию. Вот адрес новой явочной квартиры, сообщенный «Доктором». В Ленинграде, на Басковом, в бывшем доме княжны Оболенской. Оперативно, молодец! Но Кутепов, Кутепов — самый активный из своих активистов. Организованный ранее фонд имени князя Николая он берет в свое распоряжение «на патриотические цели». А вот сообщения из Праги: «Прибыл экспрессом...», «Многолюдный банкет, многообещающая речь в твердых и решительных выражениях», «Идем по пути великого князя», «Армия жива», «Будущих форм государственного устройства России пока предрешать не будем»... Каков? Откуда полились деньги, Альберт Николаевич? — Артузов, отодвинув кресло, прошелся по комнате. — Это предстоит узнать в первую очередь. Точно!

— Есть! — просто ответил Венделовский. — Будем узнавать.

— Ага! Вот что еще характерно — встречи: Струве, Крамарж, князь Долгоруков. Заявления о необходимости «коалиционной жертвенности, о необходимости поднять людей, умеющих владеть оружием»... То же и из Белграда: Эк к, Палеолог, Марков, Артамонов от казаков — широко шагает мальчик! — Артузов взял из папки еще одно донесение: — Речь Кутепова на банкете воинских организаций: несмотря на утраты, нет уныния, ибо... Нет, послушайте!.. «Преемственность вождей является гарантией, что борьба не прекращается...», «русской армии не придется краснеть за годы изгнания...». Его принял король Александр. А вот и итоги поездок — любопытно. Наберемся терпения. Тут ничего нового, но ознакомить вас должен: «Есть объективная разница между настроением десять лет назад и теперь. Раньше многие боялись говорить о борьбе. Теперь об этом говорят открыто. Я вижу это по настроениям во многих странах. Но идет ли борьба? Я думаю, борьба идет тогда, когда об этом не знает никто. Мы все узнаем лишь о благородных жертвах этой борьбы... Я побывал во многих странах. Я увидел русских офицеров, работающих шоферами, служащих. Они испили чашу до дна, но остались офицерами. Есть одна опасность — типа обывательщины, растворения в местных, узких интересах. Некоторые прогнили и опаскудились, стали ненадежны. Велика честь сложить голову за родину. Дорожите же своей организацией, любите ее, держитесь теснее друг друга!..» И последнее сообщение, Альберт Николаевич, — из Финляндии. Где оно? Вот! — достал из папки пол-листка бумаги, осторожно расправил, но читать не стал, только заглянул и сказал, не скрывая усталости: