Шрифт:
Песни Пиаф действовали на людей как любовный эликсир.
72. Эдит, мы тебя любим!
Судьба ничего не дарит просто так. Всему есть своя цена. Ценой страданий Эдит Пиаф было всеобщее обожание и преклонение.
Она давно не могла просто так ходить по Парижу – ее все узнавали. А узнав, старались приблизиться и высказать те сердечные признания, которые побуждала в душах слушателей ее музыка.
Ее узнавали полицейские и останавливали автомобиль, чтобы преподнести гвоздику или розу.
Ее узнавали в магазинах, предлагая в подарок любые товары и напрочь отказываясь брать деньги.
Ее узнавали в салонах самолетов, в модных бутиках, повсюду, где бы она ни появлялась.
Ее узнавали даже в Нью-Йорке, где никто никого не узнает, потому что жители «Большого Яблока» давно разучились удивляться…
И она была счастлива. Именно этого она и добивалась всю жизнь – любви публики, любви простых людей, мужчин и женщин. Именно для них она пела свои песни, воспринимавшиеся как гимн человеческой, земной любви.
Эта женщина купалась в лучах славы. Ее окружала любовь… Удивительно ли, что вскоре к ней пришло настоящее чувство? Как подарок в конце жизни. Как компенсация за перенесенные беды. Как награда за ее щедрый блистательный дар.
Но до момента той Главной Встречи нужно было еще дожить. И Пиаф изматывала себя бесчисленными выступлениями, словно торопилась спеть все, что должна была спеть в этой жизни.
Ценой страданий Эдит Пиаф было всеобщее обожание и преклонение.
73. Последняя встреча
В октябре 1961 года Эдит Пиаф исполнилось 46 лет.
Она чувствовала себя неважно и со дня на день собиралась посетить больницу, чтобы узнать результаты консилиума. Но концерты, дела, встречи – она совершенно закрутилась и визит к докторам отложила на потом.
В ежедневной суете она тем не менее ни на минуту не забывала о том, что обязана хорошо выглядеть. Ей уже изрядно надоели полные сочувствия газетные статьи о ее недугах. Она не желала быть старой развалиной, которую все только и делают, что жалеют. Пиаф терпеть не могла жалости по отношению к себе. Еще чего!
Она пригласила на дом парикмахера – уложить упрямые волосы и сделать макияж. Когда тот пришел, устроилась в кресле и стала ждать. Наступила странная пауза. Эдит сидела в кресле и смотрела в зеркало. Ничего, конечно, хорошего. Еле заметные (но все же заметные) шрамики на лице. Седеющие кудри. Какие-то пустые глаза. Опущенные уголки рта… Нельзя так, Эдит. Тебе еще не сто лет, а всего-то сорок шесть…
Эдит и Теофанис. Франция. Начало 1960-х годов.
Она в нетерпении скосила глаза в сторону. И увидела, что рядом с креслом на коленях стоит молодой человек. Эдит вскочила и бросилась к нему.
– Какие глупости… Кто ты?
– Теофанис Ламбукис.
– Какое странное имя… А почему ты стоишь на коленях?
– Потому что я вас люблю.
Это был красивый молодой человек лет двадцати пяти или чуть старше. Темноволосый, с тонкими чертами лица. Красивый как греческий бог.
74. Приговор
Он был на двадцать лет моложе ее. Но когда они впервые появились на публике вместе, впечатление было таково, что идут даже не мать с сыном, а бабушка с внуком. В 46 лет Эдит выглядела лет на 15 старше своего возраста…
Спустя всего несколько дней после той встречи, она узнала приговор врачей – неизлечимая форма рака. Жизнь подходила к концу. Впереди Пиаф ждали только еще более непереносимые страдания.
Но именно сейчас к ней вернулся вкус к жизни. Да, она хотела жить. Жить ради этого влюбленного мальчика. И дело было не в том, что он ее любил. Ее любил едва ли ни весь мир, его мужская половина – точно. Дело было в том, что она влюбилась сама. Решительно, бесповоротно, с первого взгляда. Влюбилась тогда, когда было уже поздно любить. Когда на страсть не осталось сил, а на любовь – жизни. Когда был запущен обратный отсчет. Когда она должна была умереть, оставив все – и музыку, и публику, и этого трогательного мальчика с причудливым именем.
Чуда не произошло. Приговор врачей и надломил ее, и придал сил. Да, все кончено. Но впереди еще несколько месяцев жизни. И она возьмет от нее все, что сможет. И все, что сможет, отдаст. И этому милому Теофанису. И всем тем, кто ее так любит.
Любовь в очередной раз спасла Эдит Пиаф. Правда, ненадолго. Но каждый день, каждая минута ускользающей жизни принадлежали ей всецело.
Кадр из телевизионной записи последнего концерта Пиаф.