— Тут, верно, будет жить большая семья? — спросил Александр, оглядывая дом, в котором явно угадывались две внушительные половины с летними верандами на первом этаже и мансардой на втором.

— Да уж! На просторную жизнь замахнулись. Ныне время такое.

И, словно бы оправдывая Очкина, и с некоторой гордостью за свою бывшую жену сказал:

— Народ они состоятельный, он — директор, она — доктор наук, денег получают много.

— Ты извини,— заговорил Александр, садясь на штабель обстроганных досок,— понять не могу: тебе-то что за резон? Строишь дом, в котором будут жить другие. Подряд, что ли, взял?

Грачёв подсел к Александру, ответил не сразу. Не каждому бы душу стал распахивать, а Сашу полюбил, как сына, и не было сейчас на целом свете дороже для Грачёва человека.

— Я, видишь ли, Саша,— начал он неуверенно, издалека,— экзамен сейчас сдаю. Пить перестал вовсе, я слово дочери дал и для себя решил: к вину больше не притронусь. А эта вот...— окинул взглядом усадьбу,— стройка, как ты говоришь, все силы мои поглощает. Я ведь не работаю, пока не работаю, а кормиться надо. Святым духом сыт не будешь.

— За кормежку такой дворец возводишь?

— Тут дочь моя жить будет. К тому ж и все мысли сюда направлены. А строить я люблю! У меня руки над доской поют. Я где-то слыхал: человек тогда проживёт не зря на свете, когда он дом построит, дерево посадит или книгу напишет. Вот это и есть моя книга.

В защитного цвета рубашке с карманами на груди и узенькими погончиками на плечах, в потёртых, ладно скроенных джинсах Грачёв скорее походил на скульптора, чем на плотника; в руках его, высвечивая золото естественного узора, играла отстроганная доска, на верстаке покойно лежал голубой тупорылый электрорубанок. Это он только что визжал словно поросёнок.

— Где живу? Вон домик-теремок, там окна с видом на море, голландская печка, есть диван и даже газовая плитка. Я жил там недавно, а сейчас комнату в доме отделал — вон ту, угловую. Пойдем, покажу.

Глазами хозяина, с пристрастием, Александр осматривал дом, разглядывал каждое вписанное в своё место бревно, каждую планку. Дивился красоте и точности всего сработанного. Дом походил на шкатулку, в которой все углы и линии подобраны с большим тщанием, всё отстрогано, отглажено.

«Его бы к нам на сборку»,— невольно подумал о Грачёве Саша.

Потом они пили чай. Из окна открывалась даль Финского залива, слышен был плеск волн и весёлый гомон купающихся и загорающих на солнце ленинградцев. Была середина июня, лето только начиналось. Александр никуда не торопился, у него был бюллетень на две недели, и он хотел провести их на даче, ничего не делая.

Всё больше занимал его новый друг Грачёв. «Вот ведь — пьяница, а как чисто, аккуратно всё делает. Видно, талант от природы». И ещё думал: «И в боксе проявил талант, и в столярных работах».

— А ты раньше-то строил чего-нибудь?

— Ещё с дедом мальчишкой плотничал. У нас ведь так: всё делали сами. Не то, что теперь: чуть что — слесаря зовут, электрика. И не один я строю. Тут два месяца бригада плотников работала.

— Нам на заводе слесаря нужны. Вот у меня подручного нет.

— Сразу-то, пожалуй, не сумею. У вас работы точные, лекальные.

— Не боги горшки обжигают. Доложу матери — пусть оформляет.

— Возьмет ли? Ведь знает...

— Строга к вашему брату, да будем просить. На колени встану.

Грачёв отвернулся к окну, глаза сузились, отрешенно смотрел в белесую даль моря. Александр невзначай тронул больную мозоль — сердце отозвалось тревогой.

— Нет уж,— сказал глухо,— просить не надо.

— Не твоя забота, Константин Павлович. Просить не просить. Я хоть и сын, а ничего без просьбы не выколотишь. Такая она у меня.

— В магазин мне надо.

— Сходи, а я здесь, на диване, книжку почитаю.

Александр решил подольше побыть у Грачёва; хотелось сгладить неловкость от нечаянно вылетевшего обидного слова.

Взял книгу, прилёг на диван. И почти тут же уснул. Не услышал, как на площадку к дому подкатила чёрная с жёлтыми подфарниками «Волга». В дверях появился сутуловатый невысокого роста крепыш с седой шевелюрой и карими глазами.

— Где Грачёв? — буркнул незнакомец.

— Уехал в магазин. Сейчас приедет.

— А вы?

— Я?..

Александр пожал плечами. Он окончательно потерялся и не знал, что говорить.

В теремок вошли женщина и девушка, поклонились Александру, а он, поднявшись с дивана и сказав: «Здравствуйте!», смотрел на женщину с едва скрываемым изумлением; узнал в ней ту, из-за которой вышел инцидент с Грачёвым. Стоял в полной растерянности и не знал, как себя вести. Женщина, а вслед за ней и девушка некоторое время внимательно и дружелюбно смотрели ему в глаза, а затем чуть заметно поклонились, пошли к морю. «Узнала она меня или нет?» — подумал Александр, вытирая платком обильно вспотевший лоб. Опустился на табурет у окна и долго смотрел вслед удалявшимся к морю. Мужчина остался на даче.