В этой книге автор виртуозно описывает создание нашей планеты, роботом Марс-1, возсоеденев между собой юмор, грань цензуры и лёгкий одтенок пошлости. Приятного Вам чтения)))
День рождения цивилизации или второе пришествие.
Эпиграф: И будет день, и будет гнев господний, но смертельно
уставших от земной безысходности людей не
прельстят и не испугают уже ни рай, ни ад.
Анитя Бесто
1 глава
Планета Земля, территория нынешнего Израиля,
9месяцев до начала новой эры.[1]
Возникнув едва заметным облачком на вечернем небосклоне и быстро скользнув вниз, космический челнок марсианского вахтового звездолета виртуозно вошел в самый центр охранной зоны невидимости и защиты станции маяка-пульсара и словно припечатался к каменистой поверхности взлетной площадки.
Главный координатор марсианских космопилотов, получивший от своих подопечных уважительно-шутливое прозвище Бозэ (на марсианском языке «отец» или разговорное «батя») устало откинулся в кресле пилота. Рука привычно скользнула к пульту ручного управления и тело словно бы невесомое зависло над креслом. «Закрой один глаз», - так на сленге космопилотов назывался такой отдых. Конечно, можно было бы не дергаться, и как все, мысленно отдать телепатическую команду ЦБКа (центральному бортовому компьютеру), но Бозэ, по укоренившейся за почти пятисотлетний период полетов привычке, вручную дублировал все свои команды.
Дублировать и проверять, анализировать и модулировать и никогда слепо не доверять всезнающим компьютерам - было железным правилом Бозэ, позволившим ему стать патриархом марсианского космофлота, а не лежать одиноким командором в анабиозной ванне на каком-нибудь космическом «летучем голландце» .
Вот и сегодня, вместо того, чтобы принять участие в дружеской пирушке, ритуально сопутствующей каждую пересменку, Бозэ, подменив робота-космопилота, сам лично доставил с орбиты на Землю последнего вахтовика смены.
Но не успел патриарх и прикрыть глаза, как воспользовавшись новомодным способом перемещения в отсеке, как джин из бутылки, возник с еще более позеленевшим[2] лицом Виничо-младшиЙ. Виничо-младший самый зеленый, как в прямом так и в переносном смысле слова, пилот марсианского космофлота был наделен божьей искрой, но с увесистым довеском в виде нехарактерного для марсиан необузданного характера, который, как молот Тора, громил все правила и инструкции, что и привело этого юного супермена в компанию земных вахтовиков, которая формировалась исключительно из числа проштрафившихся космопилотов.
– Она еще не родила! Она еще даже не беременна!
– пискляво взвизгнул Виничо-младший в нарушении субординации исветских правил, перейдя на звуковой язык . [3]
– Как выгрузка?
– не открывая глаз телепатически-мысленно и невозмутимо-спокойно спросил Бозэ вошедшего, начисто проигнорировав то писклявое бульканье, которое когда-то было живой марсианской речью.
– Все в порядке. Роботы перегрузку закончили. Весь груз проверен на соответствие сертификации и принят ЦБКа станции, но ...
– Я приму меры и по мехов больше не будет, - все также, не открывая глаз, прервал Бозэ подчиненного, не любя повторов и пережевывания информации до консистенции манной каши, Иди.
– Когда?
– спокойно, но ни на дюйм не сдвинувшись с места, задал новый вопрос Виничо-младший с несоответствующей его светскому[4] шарму наглинкой.
Бозэ не издал ни звука, ни одна мысль его не достигла уровня общения, но он повернулся в кресле и открыл глаза.
Бунтарь взглянул в глаза бунтаря.
С минуту царило безмолвие. А затем молодой космопилот, сделав предписанный уставом кивок головой, неловко повернувшись, вышел.
Проведя взглядом Виничо-младшего и понимая причину такого его поведения. Бозэ тихо вздохнул. И дело было здесь ни в извечном соперничестве их двух найизвестнейших на Марсе родов и не в первогрехе основателя его фамилии, которая для многих марсиан была сродни зубной боли. Почти забытая марсианская поговорка гласит, что зубы даны марсианам, как напоминание о грехах. И вот, всего-то, лет триста, как метод клонирования органов стал вседоступен, а марсиане уже успели начисто забыть о всех болезнях, в том числе и о зубах, и о зубной боли.
А о событиях почти сорокатысячной давности помнили, помнят и уж точно скоро не забудут. Эх, Проматей, Проматей!
Занесенное из глубин космоса миллиарды лет назад бренными останками, отжившей свой век планеты, жизненное семя, пролившись метеоритным дождем, прижилось сразу на двух планетах-соседках нашей солнечной системы. На планете Земля-голубой жемчужине вселенной, оно забуйствовало такой немыслимой красотой и дикой необузданностью, таким невероятным разнообразием форм и неиссякаемым изобилием, что при всей благоприятности, возникновение разумных форм жизни было отодвинуто на более поздний срок и даже, вообще, казалось проблематичным. По крайней мере, такое общественное мнение сложилось у марсиан (с подачи ученных мужей), когда их цивилизация достигла уровня освоения ближнего космоса. Посеянное же на Марсе жизненное семя, по сравнению с Землей, попало в скудную пашню. Ограниченность атмосферно-водных ресурсов Марса и, как следствие, быстрое старение планеты, стали как бы катализатором, потхлеснувшим ускоренное развитие разумных форм жизни. Для марсианских «гомосапиенс», чтобы выжить был лишь один путь: максимальное, на грани невозможного, объединение всего умственного и физического потенциала марсианской цивилизации для достижения таких научно-технических высот, которые бы позволили всем вместе убраться восвояси на более благоприятную планету, когда Марс лишившись своей атмосферы издаст последний вздох.