– Что ж, результат оправдал мои ожидания, вышло то, что и должно быть. Это тебя убедило больше не обращаться к НЕМУ?

– Вполне, - страдая от боли, кивнула девочка. Удовлетворенный ответом, Амон провел ладонью по её руке. Боль стихла. Рана от черепа затянулась не оставив и шрама. Пришла в норму и кожа вокруг остывшего клейма. Только застывшая кровь напоминала о случившемся

– Если я попаду в церковь, то тут же замертво и упаду?

– В церкви ты уже была, и, как видишь, в целости и сохранности. Ничего там с тобой не случилось.

– Странно. Вы повторяете слова Дорна. Но я не помню ничего из моего посещения церкви.

– Это моя забота, в первый и последним раз. Не ломай голову над этим. Теперь ты будешь помнить все, что будет происходить в твоем присутствии.

– И, разумеется, в таких случаях мне надлежит постигать сущность человека, - с сарказмом подытожила Светлана.

Амон, в который раз оставив без внимания ехидство, молча кивнул, соглашаясь со сделанным ею выводом.

– Ну, а Мэгги … - дальше девочка уже ничего не произнесла остановленная вспышкой ярости дьявола.

– Черт возьми!
– прорычал он, вскакивая с кресла, опрокидывая столик с завтраком.

Пнув его, и с удовлетворением выслушав, как зазвенели, разбиваясь тарелки, Амон обернулся к испуганной девушке.

– Забудь о ней! Она уже даже не человек! Тень. Подобие его! Не смей при мне упоминать её имя. Хватит милосердия!

Амон стремительно подошел к стене, в которой все ещё торчал вонзенный кинжал. Резким движением выдернул его из доски. Сорванная, она загремела по полу, и ещё раз перевернувшись, затихла на ковре. Подержав в руке кинжал, Амон словно раздумывал, применить ли его, или убрать в ножны. Сделав несколько шагов по каюте, судорожно сжимая оружие, Амон, наконец, освободившись от охватившего его гнева, медленно, словно, раздумывая, вложил кинжал в ножны. При этом он не отрывал светящиеся желтым светом глаза с побелевшего лица девушки. Своим внезапным гневом он испугал её. Ища защиты, она вжалась в кресло, подобрав, на всякий случай, под себя ноги. Не двигаясь, лишь глазами, она следила за передвижениями впавшего в ярость дьявола. Она была в недоумении, только что веселый и разговорчивый, Амон, казалось от невинного вопроса, впал в такую ярость, что страшно было смотреть. Все еще держа руку на кинжале, он прошелся по каюте. Ещё раз, пнув попавшую под ногу тарелку, от чего та, ударившись о спинку кровати, разлетелась вдребезги, остановился напротив кресла, где сидела испуганная и изумленная девушка. Посмотрев долгим, не сулящим добра взглядом, скрестив руки на груди, он как бы спрашивая совета, сказал:

– Что мне с тобой делать? Откуда эта маниакальная тяга к милосердию?

Девушка молчала, настороженно наблюдая за каждым его движением. Но он стоял не двигаясь, и смотря ей в глаза, продолжал спрашивать:

– Может акулам подкинуть? Как говорится "концы в воду" и все, и никаких проблем.

Амон отвернулся и еще раз прошелся по каюте. Остановился в раздумье. Вслух самому себе возразил:

– Но, это не лучший способ решать проблемы. Ведь так?
– последние слова, он сказал, обращаясь неизвестно к кому. Через секунду Амон обращался уже конкретно к находящейся в кресле девушке.
– Ну, скажи, что-нибудь в свою защиту. Или заботясь о других, ты забыла проявить милосердие к себе? Возрази, скажи, к примеру, что акулы тебя все равно не тронут. Тогда стоит ли стараться?

– Почему?
– не удержалась от вопроса Светлана. Кое-что в словах Амона ее чрезвычайно удивило.

– Что почему?
– нахмурился Амон.

– Почему "акулы все равно не тронут"?

– Тебя только этот вопрос заботит? Он подождет. Сначала пообещай мне, что не будешь ставить себе в обязанность заботу о других. И не будешь просить у нас снисхождения к ним. Это не всегда вовремя.

– Значит, если при мне будут издеваться над человеком, я должна воспринимать это спокойно?
– Светлана вопросительно посмотрела на Амона.

– Милосердие. Он получит его в свое время, может быть. А пока пообещай, что не будешь беспокоиться, и волноваться из-за них, - сузив глаза, Амон с полуулыбкой добавил: - Пока твоё время не пришло. Пообещай и мы закроем эту тему.

Светлана покачала головой.

– Нет, этого я обещать не могу.

Вспышка гнева исказила лицо дьявола. На этот раз, он быстро взял себя в руки. Какая-то идея посетила его. Он махнул рукой и со словами:

– Дорн скажет. Как он решит, так и будет, – исчез.

Девушка осталась одна среди перевернутого столика, грудой разбитых тарелок и с волнением в душе.

Амон не заставил себя долго ждать. Он возник неожиданно, но в гораздо лучшем настроении, чем когда покидал каюту. Сверкая клыками в недоброй улыбке, он доложил:

– Дорн сказал делать пометки, о каждом твоем милосердии. Скажем, полоснуть кинжалом, и в другой раз ты подумаешь, просить ли за человека, если будешь расплачиваться за него своей болью, своей шкурой и кровью. Конечно, шрамов оставлять мы не будем, но будет о-очень больно, - при последних словах глаза Амона на секунду озарились дьявольским огнем.

– Вы очень добры ко мне, - фыркнула девушка и, желая сказать ещё что-то, но была остановлена предупреждающим взглядом.

– Я еще не все сказал, - мягким голосом, с усмешкой произнес Амон. Растягивая слова, он подытожил.
– Ты имеешь возможность просить о милосердии только у меня. Жертвы остальных, моих друзей, в эти условия не входят.

– Значит, даже при таких условиях, я не могу; попросить за Мэгги.
– удивленно уточнила девушка.