Больше всего поражал вид деревенской стены. В ней виднелись многочисленные бойницы, откуда раздавались винтовочные выстрелы и пулемётные очереди. Начала прицельную пальбу и невидимая вражеская батарея, укрывшаяся среди фанз. Вражеские артиллеристы быстро пристрелялись к брошенным своей же пехотой позициям.

С наступлением сумерек деревни Баотайцзы — Сяосуцза запылали, ярко освещая русских пехотинцев. В довершение всех бед в горящих фанзах стали рваться ящики патронов, брошенные при бегстве японцами. Роты подольцев и житомирцев были вынуждены уйти из горевшей Сяосуцзы. Они скопились за её стенами, ища убежища от пуль, которые летели в их сторону из Сандепу, превращённого в полевую крепость. Пули крошили деревенскую стену, осыпая укрывшихся за ней людей кирпичными осколками и пылью.

Удостоверившись, что русские оставили горящую Сяосуцзу, неприятель начал атаку со стороны Датая. Но наступавшие батальоны японской пехоты встретили здесь упорное, а потом просто отчаянное сопротивление Минского полка.

Неизвестно, как бы сложился исход неравного для минчан боя, не подоспей от берега Хуньхэ 18-й стрелковый полк с двумя ротами сапёр. Им была поставлена задача «укрепить Сандепу для последующей его обороны». Такой приказ свидетельствовал только об одном — корпусное начальство обстановкой под Сандепу никак не владело. В противном случае приказ отдан был бы совсем другой.

Полковник Юденич в наступивших сумерках сумел с трудом разобраться в сложившейся ситуации. При свете горящей деревни он видел, как японская пехота начала сильную атаку. Даже на речном берегу хорошо слышались крики «банзай», ружейная пальба и крики ближнего боя.

Однако полк, сосредоточившись на противоположном берегу Хуньхэ, никакой команды от вышестоящего начальства так и не получил. Напрасно посылались от Юденича вестовые, которые в ночи исчезали безвозвратно.

Расположившаяся рядом со стрелками артиллерийская батарея беспрестанно вела огонь. Её командир, молодой подполковник наблюдал в расставленную на треноге подзорную трубу, куда ложатся снаряды. Он то и дело командовал, отрываясь от трубы:

— Прицел 103, трубка 110... Огонь!

Батарея гремела. Орудия при выстреле одно за другим отпрыгивали от земляного бруствера, выбрасывая из своих стволов огненные языки пламени и пороховой дым. Затем пушки мигом подхватывались на руки прислугой, быстро водворялись на прежнее место и вновь заряжались.

Когда прогремело восьмое по счету орудие, послышался возглас-доклад командира артиллерийского расчёта:

— Кончили!

Командовавший огневым боем подполковник, не отрываясь смотрел в подзорную трубу. Убедившись в правильности взятого прицела, он вновь резко скомандовал:

— Батарея! Пли!

И так раз за разом. Посматривая на незнакомого командира полевой батареи, всецело поглощённого делом, полковник Юденич с завистью думал:

— Он-то воюет. А мне на бой до сих пор никакого приказа нет. Ни вперёд, ни стоять на месте...

На свой страх и риск Николай Николаевич решил оставить позицию на берегу Хуньхэ и помочь ближнему от него 54-у пехотному Минскому полку отразить вражескую атаку. Издалека при свете горящей деревни было видно, как минчане палили из винтовок по подходившим японским цепям. Вскоре их стрельба залпами превратилась в беспорядочно скорострельную.

Быстро собрав командиров батальонов и рот, Юденич приказал:

— Солдатам оставить вещевые мешки и прочие тяжести на месте. Первому батальону перебежками идти на горящую деревню. Второму с сапёрами составить второй эшелон атаки. С наступлением полной темноты сторожить японцев с флангов. Вопросы есть?

Вопросов у ротных и батальонных командиров не нашлось. Ясно было одно — предстоял нешуточный бой. Юденич добавил:

— Смотрите, в темноте своих не перестреляйте. Увидите кого — сразу окликайте, а не бросайтесь в штыки.

Стрелки помогли минчанам отразить атаку вражеской пехоты. Но когда они попытались выйти на южную окраину Сандепу, то были встречены таким яростным огнём, что вынужденно залегли и ползком отошли назад. Фанзы и сараи Сяосуцзы продолжали гореть. За крепкой глиняной стеной, которую не пробивала винтовочная пуля, скопились толпы солдат трёх наступавших полков, в том числе стрелки 18-го с сапёрами. Наступила ночь, но перестрелка не утихала.

Днём на месте разрывов японских снарядов вставали клубы белого или бурого дыма. С наступлением сумерек заменялись они яркими вспышками рвущихся снарядов. Ружейная стрельба слышалась лишь в паузах артиллерийской пальбы.

Юденич приказал выдвинуть вперёд боевое охранение и отрядить в передовую цепь лучших стрелков. Те стали прицельно бить из винтовок по вспышкам ружейных выстрелов из бойниц стены Сандепу, начали пристреливаться и к пулемётным гнёздам японцев.

Только поздно вечером полки 14-й дивизии несколько разобрались, кто где, и упорядочились. И в 18-м стрелковом полку на сбор рот ушёл не один час. Ротное начальство от командира до младших унтер-офицеров срывало голоса, собирая вокруг себя перемешавшихся в ходе ночной атаки солдат.