Шрифт:
Агнес украдкой улыбнулась, но на Матиса так и не взглянула. За последнюю неделю молодые люди очень сблизились. Еще прошлой ночью, укрывшись за бочками, они занялись любовью. Это было чудесно. В последнее время Агнес почти не испытывала страха перед мужчинами. Лицо Барнабаса лишь изредка появлялось в ее сновидениях, и она больше не вздрагивала от каждого прикосновения. Матис старался быть с ней нежнее, внимательнее, и ее любовь к нему лишь окрепла. И все-таки Агнес была не вполне в нем уверена. Казалось, их еще разделяла какая-то невидимая стена.
— Все это очень мило, — ответила она. — Хоть я и не представляю, чтобы ты состарился рядом со мной и отказался от борьбы за свободу и равенство. Это был бы уже не прежний Матис… — Агнес вздохнула и наконец посмотрела на него. — Почему нельзя просто забыть эту скверную историю? Сойдем где-нибудь и начнем новую жизнь. Теперь, после войны, здесь все переменилось! Столько людей умерло, столько в бегах… Молодому кузнецу с женой наверняка найдется место. Тебе больше не придется изготавливать эти пушки.
Матис улыбнулся.
— Не бойся, пушками я переболел. Теперь мне по душе подковы и лемеха.
Он вдруг изменился в лице и окинул мрачным взором следующую деревню. Некоторые из соломенных крыш были охвачены огнем, дым чувствовался даже на корабле. На липе у самой реки висели три трупа.
— Это несправедливо, черт возьми! — вспылил Матис и стукнул ладонью по лееру. — Мы должны были победить в этой войне! Сколько еще беднякам гнуться под ярмом своих господ? Триста лет? Или, может, все четыреста?
— Возможно, время крестьян еще не настало, — вставила Агнес. — Книг теперь становится все больше, и все больше народу умеет читать. Люди многое узнают, чего до сих пор не знали. Скоро знати не так просто будет дурить их.
— Ерунда! Просто знать вооружена лучше, и предводители у них умнее, вот и всё. Если бы нас только объединил кто-нибудь вроде Флориана Гейера под общим знаменем… Мы бы…
Матис вдруг замолчал и наморщил лоб, как всякий раз, когда над чем-то раздумывал.
— Копье, — пробормотал он наконец. — Мельхиор говорил, что оно способно объединить курфюрстов. Но ведь то же самое можно сказать о крестьянах?
— Прошу тебя, Матис, не начинай опять! — взмолилась Агнес.
— Да ты послушай сначала! Ты говоришь, что не желаешь быть игрушкой в руках властей. Это твое законное право. Но с этим копьем все иначе! Оно могло бы стать значимым символом и для крестьян. Ты только представь, Флориан Гейер со святым копьем собрал бы крестьян на решающую битву… Все за ним последуют! Святейшая реликвия, предвестник победы. Победы над несправедливостью, ростовщичеством и крепостным правом. Нет символа более значимого! — Матис распалялся все сильнее. — Прошу тебя, Агнес! Подумай не только о себе. Подумай о том, чего сможешь добиться! — Он схватил ее за плечи. — Эти твои сновидения… Ничего в них не наталкивает на мысль, где может находиться это копье?
— Я… не знаю, — растерялась Агнес. — Помню, что мне снилось бегство. Иоганн нес ребенка, а… а Констанция — сверток…
— В нем и было копье! — взволнованно воскликнул Матис. — Точно! Агнес, постарайся вспомнить! Может, мама рассказывала тебе, где они его спрятали?
— Мне было всего пять лет, Матис! Или забыл? — Агнес с горечью отвернулась. — И вообще, я же сказала, что больше не желаю об этом слышать! Сначала ты говоришь, что любишь меня и не хочешь связываться с оружием, а теперь у тебя только копье на уме!
— У меня не копье на уме, а справедливость. Агнес, пойми, наконец! Возможно, ты единственная, кто еще может изменить исход войны. Прошу тебя, только вспомни, больше ничего!
Агнес медлила. Больше всего ей хотелось просто спрыгнуть в воду, захлебнуться в холодном течении и избавиться от всего. Но и Матиса можно было понять. Она и сама за последние месяцы увидела немало страданий и произвола. Хотя ей мало верилось, что простое копье, каким бы святым оно ни было, могло что-нибудь изменить, она с уважением относилась к добрым намерениям Матиса.
— Ладно, — сказала она наконец. — Я попробую вспомнить. Но на этом всё, пообещать я ничего не могу.
— Спасибо. Большего я и не прошу, — Матис по-мальчишески улыбнулся и погладил ее по волосам, как всегда, растрепанным. — Главное, помни, Агнес, что я люблю тебя. Не легендарную наследницу Гогенштауфенов, а упрямую девчонку, с которой играл в прятки в крепостных подвалах.
Он сжал ее руку, и Агнес почувствовала, как по ее щекам покатились горячие слезы.
Вопреки всем надеждам, сновидений не было и в следующие две ночи. Агнес спала глубоким, крепким сном, и с каждым днем, чем ближе они подплывали к Трифельсу, в душе ее росло странное беспокойство. Она сознавала, насколько опасно появляться в этих местах, пока мстительный супруг, вероятно, еще помышлял о расправе. С другой стороны, Агнес не могла противиться зову крепости. Когда они миновали Шпейер и оказались в тридцати милях от Анвайлера, Агнес поняла, что должна решиться.