После нашей ссоры Иван Иванович изменил ко мне отношение. Больше не шпынял и не называл нищей студенткой, наоборот. Следил за каждым моим шагом маленькими глазками и многозначительно улыбался. Однажды, проходя мимо него с подносом, я почувствовала руку на ягодицах.

— Ой, — я наклонила поднос, и тарелка с борщом вылилась ему на грудь, — извините, ради Бога.

Поднялся небольшой переполох, мужчина метнул в меня злой взгляд, но смолчал, зато его девицы еще долго изгалялись над моей неуклюжестью.

Я не гналась за модой. Пусть остальные запаслись некоторыми вещичками от кутюрье и носили в бункере их, я одевалась в стандартный комбинезон серого цвета, который обнаружила в кладовых. Размеры были разные, но самый маленький все-равно оказался сорок восьмой, больше, чем мой родной. Можно было, конечно, ушить — швейные машины находились там же. Но я просто подвязывалась поясом и не обращала внимания на объёмные штаны и рубашку.

Жизнь текла своим чередом. Машины работали как часы. Однажды погас свет в кухне, мы испугались смертельно, но оказалось, переходник сгорел. Его легко заменили. Я готовила еду, постепенно делая инвентаризацию запасов продуктов, записывая все на планшет. Ухаживала за огородом, читала, смотрела в комнате фильмы… До поры до времени.

Через некоторое время я стала ловить заинтересованные мужские взгляды. Следом последовали откровенные намеки, недвусмысленные предложения, приглашения выпить, посмотреть фильм, поиграть в шахматы в комнатах, и прочее. Еще тогда в первый день я отметила, что на восемь женщин приходится двадцать мужчин. Даже если уберем пожилых профессоров и академиков (их пятеро), вычеркнем одного из хозяев бункера Иван Ивановича, остаются почти четырнадцать молодых мужчин. И рано или поздно им захочется женщину. Вот этого я боялась больше всего.

Я, как социолог, слишком хорошо понимала, чем это грозит. В замкнутом пространстве, с бьющим в голову тестостероном, мужчины становятся дикарями. Налет цивилизации и воспитания слетит быстро. Я старалась быть самой неприметной, одевалась в мешковатую бесформенную одежду, в отличие от девиц, щеголявших в бункере в мини-юбках и обтягивающих лосинах, стягивала волосы в хвост и не смотрела никому в глаза, но чувствовала, что опасность приближается.

А когда в коридоре меня прижал к стенке Иван, развязно и настойчиво предложив пойти в комнату развлечься, стала еще более осторожной. Я давно наблюдала издалека за Джоном. Странное имя для русского (если он русский конечно). Когда он меня благодарил за завтрак или здоровался, я чувствовала едва заметный акцент. Он был всегда один, ни с кем не общался, кроме Льва Николаевича. Но от него исходила такая сила, что даже красотки Иван Ивановича посматривали иногда в его сторону и призывно улыбались. В конце концов, я решила форсировать события, особенно после того, как однажды вечером Иван Иванович ввалился ко мне в комнату.

— Я пришел пожелать тебе спокойной ночи, Наташенька, — произнес он приторно сладким голосом, когда на стук я необдуманно открыла дверь.

— Спасибо, Иван Иванович, — безразлично произнесла я, — и вам хороших снов.

— Они будут еще лучше, если я их буду смотреть вместе с тобой, — улыбнулся мужчина и шагнул в комнату.

— Иван Иванович, — я осталась возле двери и сложила крест-накрест руки на груди, — я вас не приглашала.

— Ну что ты так официально? — рассмеялся он, — разве я стар? Давай на ты? — Он прохаживался по маленькой комнатке, рассматривая мои немногочисленные вещи, книги, включенный ноут, с паузой на лекции по земледелию, презрительно хмыкал и кривился.

— Наташа, — повернулся он ко мне, — тебе здесь не скучно? У меня гораздо просторнее и богаче комнаты. Там много интересного. Есть и кинотеатр, бассейн, сауна, даже батут… — Я молчала.

— Может, переселишься ко мне? — Иван Иванович подошел ближе и взял меня за подбородок жесткими пальцами. Я вырвалась, дернув головой.

— Вы там гарем организовываете? — приподняла я брови, — Оля, Вика и я, дружная семья?

— Оля и Вика найдут себе другое жилье, — серьезно сказал мужчина, — мы будем только вдвоем.

Пусть я и хотела казаться равнодушной и спокойной, но сердце выпрыгивало из груди. Его мерзкое холеное лицо было так близко, маленькие похотливые глазки впились в мои. Дорогой одеколон, абсолютная уверенность в своей неотразимости бесили. Всегда ненавидела таких мужчин, уверенных, что они пупы земли, что никто не сможет им отказать, что любая женщина будет рада оказаться с ним в койке. Но здесь другой мир, и в этом мире иные законы, не те, что были наверху.

— Не знаю, чем ты меня так привлекаешь, — продолжал он дышать мне в лицо, — мои девочки гораздо красивее. Может, потому что сопротивляешься, как недотрога? — он мерзко захихикал, — кстати, был с твоей подружкой. Ничего особенного…

Все внутри сжалось от омерзения. Я дернулась в сторону и произнесла.

— Спасибо за лестное предложение, но я вынуждена отказаться. Вы не в моем вкусе.

Глаза мужчины зажглись яростью. Холеное лицо перекосила безобразная гримаса, уродуя и без того не очень красивую внешность.

— Ах ты, сучка, — пошипел он, — мне еще никто не отказывал. Ты появилась здесь нежданно-негаданно, командуешь, дерзишь мне. Ты знаешь, сколько стоит билет в бункер?

— Нет, — холодно ответила я.