Появился дежурный, сморкался и кашлял за спиной у Дмитрия, скреб метлой по платформе; сказал сиплым простуженным голосом:

— Тебе повезло, товарищ, не хуже космонавта. Без задержки улетишь. Звонили из «Зари» — билет они на ташкентский заказали… Выехала сюда на тракторе ихняя бухгалтерша с ребятенком, а ты с этим трактором туда — пожалуйста!

Они покурили вместе, одинаково позевывая и вздыхая по причине личного одиночества, что ли; и Дмитрий охотно ответил на вопросы дежурного: быть ли военным столкновениям на границе или замиримся; отчего могло получиться, что в Алексеевке у почтальонши родилась девочка с признаками мальчика; куда подевались известные люди, которым дали отставку, и сколько им платят пенсии?.. Еще поинтересовался дежурный, кто он, Дмитрий, по профессии; Дмитрий соврал, что художник.

— Голых девочек в мастерской рисуешь, — хихикнув и с любопытством заглядывая Дмитрию в глаза, сказал дежурный. — Рисуешь ведь! Вам же полагается… Иль врут?

— Натурщицы, — пробормотал Дмитрий, вежливо высвобождая рукав пальто от толстых пальцев дежурного. — А больше врут!

Он пошел на другой конец платформы, ощущая спиной взгляд маленьких подозрительных глаз, в которых успел заметить зависть и — непонятно отчего — ненависть.

«Встречу ее — хорошо ли это? — отрешаясь от слов и глаз дежурного, подумал Дмитрий. — Скорее не нужно!.. Что было — быльем поросло. У нее, конечно, семья, муж, своя жизнь. Пятнадцать лет — она уже такая женщина, что вся в себе, и юность для нее забылась — одни заботы. Это же деревня — горшки, ухваты, колхозная работа… Может, уехала куда? Был бы страшно рад, если судьба ее сложилась удачно, кто-то ее любит… и чтобы в конце концов простила меня она…»

Он снова жадно закурил — горьким было курение натощак, зыбкая стынь охватывала тело; о доски платформы яростно терзал метлу дежурный; над крышами близкой Алексеевки закурчавились первые дымки, затарахтел там мотор — утро начиналось движением и голосами.

«…А если у нее вроде как у Катюши Масловой? — снова усмехаясь, сказал он себе, будто бы обманывая кого-то другого этой усмешкой и тут же издеваясь над своим сентиментальным порывом. — Однако я в Нехлюдовы не гожусь! И в Львы Толстые не вышел… Нет-нет, не гожусь, увольте…»

— Друг любезный! — позвал он дежурного. — Согреться б нам с тобой, а? Позавтракать.

Тот понял, ответил с готовностью — глазки его засветились уважительностью и преданностью:

— Раз есть на што…

— Есть. — Дмитрий положил на его ладонь пятерку.

— Та-ак, — прикидывал в уме дежурный, взглянув на часы, — пятьдесят минут до почтово-багажного, за двадцать обернусь… Жди, милый!

Дмитрий все вышагивал по платформе, от нечего делать высчитал ее приблизительную площадь в квадратных метрах, прутиком на снегу нарисовав чертиков, крупно вывел: ЧИТАЙТЕ Д. РОГОЖИНА! Собственная фамилия на сугробе выглядела диковато и хвастливо, нисколько не шуточно — перечеркнул.

Прибежал запыхавшийся дежурный с двумя бутылками паршивого вермута, банкой промерзшей баклажанной икры, тоже промерзшей, твердой, словно кирпич, буханкой хлеба.

— Порядок, — похвалил Дмитрий. — Жить можно.

Они сидели за столом, когда возник, нарастая, рокот тракторного двигателя, и успели все разлить по стаканам, выкурить по сигарете, поговорить и, наговорившись, помолчать, — трактор же все гудел там, за деревьями, пробивая дорогу по снежной целине.

Но вот он — видно было в окно — выполз к переезду, таща за собой огромные порожние сани на широких железных полозьях.

Соскочил на снег тракторист, помог выбраться из кабины женщине, одетой в тяжелый тулуп, и мальчику лет пяти-шести, обвязанному поверх пальтишка теплой шалью — за его спиной крылышками торчали концы узла. Они двинулись гуськом к платформе; женщина поотстала, повела сына к тесной будочке, на двери которой чья-то твердая рука размашисто обозначила несмываемой краской: УБОРНЫЯ.

— Приехала бухгалтерша, — сказал дежурный. — Посиди — билеты выдам.

— Тоже пойду…

— Допей тогда…

— Не хочу.

— В рай за волосы не тянут, — сказал дежурный. — Твое здоровье!

— На здоровье…

На платформе протянул приветливо руку тракторист — парень в замасленном солдатском бушлате и солдатской шапчонке с неснятой армейской звездочкой.

— Вы к нам? — спросил. — Обождать придется с часок. Загружусь горючим, здесь, у переезда, встретите меня. — И пожалел: — Легкомысленно одеты, тут не город…

— Выдержим!

Женщина за их спинами сказала, обращаясь к дежурному:

— Здравствуй, Бахметьев. Давай билеты…

— Носки-то хоть шерстяные? — поинтересовался тракторист.

— Шерстяные, — успокоил Дмитрий.

— Кабина протапливается, но дорога не ресторан, верно?

— Верно, — согласился Дмитрий.

— Меня Гришей зовут.

— Дмитрий.

— Мам, — сказал за их спинами мальчик, — хочу…

— Господи, — удивилась женщина, — ты же только ходил…

— Хочу!

— Потерпи до поезда.

— Хочу!!!

— Вот за…! — весело сказал про мальчика Гриша, подмигнув Дмитрию.