Жена тихо рассмеялась и сказала начистоту.

– Можно и так сказать, но план, как ты говоришь, был немного другой. Без обид, ссор и прочих глупостей. Даже совсем-совсем наоборот, - она сладко потянулась.
– И не всё ещё потеряно, если, конечно, ты одобряешь и поддерживаешь.

– Конечно, одобряю и поддерживаю, - поддакнул я, за что был тут же раздет и затащен в постель.

Эпизод 4

Седьмое ноября - красный день календаря. Обязательный выходной и необязательный "нагрузочный". А выпить не с кем! Полина была права полностью, говоря, что меня все боятся, а поэтому ненавидят. Может быть, только сгустила краски, но отчуждение у всех людей, с которыми я общался, присутствовало. Их можно понять, моей роли в истории с их арестом они не знали, но то, что я в этом деле замазан по самую макушку, были уверены. А то, что всё обошлось благополучно и в конце их даже обласкали, так это надо нового наркома внудел благодарить, товарища Берию и, конечно же, лично товарища Сталина. А Любимова, кстати, не обласкали. Присвоили капитана, который ему и так по должности был положен, и на этом всё. Что-то с ним не так, лучше подальше держаться.

Да, шарахались от меня все. Все, кроме капитана Бойко. Этот, как я понял, вообще ничего не боялся, ни Бога, ни чёрта, ни начальства сверху, ни кляузников снизу. А чтобы делать какие-то выводы о человеке ему нужны были веские основания, а не измыщления и сплетни. К тому же Бойко со своей деревянной ногой и воинским званием не мог идти в общей колонне ЗИЛа, а побывать на Красной Площади и посмотреть парад ему хотелось.

Я тоже мог участвовать в мероприятии только в качестве зрителя, взяв с собой жену и старшего сына. Поэтому я заранее навестил капитана на заводе, чтобы договориться о совместных действиях, где встретил ещё одного старого знакомца.

– Любимов! Чертяка, живой!
– шлепок по плечу сзади во время разговора с Бойко заставил меня вбитым на тренировках ещё в далёком будущем движением уйти по непрогнозируемой траектории и обернуться в сторону опасности.

– Простите, товарищ капитан госбезопасности, обознался, - загорелый дочерна, наверное прожаренный насквозь, раз загар не сошёл до ноября, полковник погранвойск смутился и хотел было ретироваться.

– Седых, стой! Здорово, командир!

– А я-то голос слышу...
– вглядываясь в меня погранец забыл, что хотел сказать и ляпнул.
– Эк, тебя приложило. Горел? У нас одна "БАбушка" сгорела, так никто не выскочил.

– Это где?
– тут же задал важный для себя вопрос Бойко. Горелые танки и БА - его оружие в борьбе с управлением механизации РККА.

– Капитан Бойко, военпред на заводе ЗИЛ, был командиром танковой роты на Кавказе. Полковник погранвойск Седых, был моим командиром в Грузии, командовал бронепоездом, защищавшим Батум, - представив их друг другу, я коротко обрисовал и боевой путь каждого.

– Это в совсем Средней Азии. Прибыл сюда вслед за Фриновским, который там у нас командовал, новую матчасть получать, - как можно более обтекаемо, поняв видно что ляпнул что-то лишнее, очертил весьма широкие географические пределы Седых.

– И как оно случилось?
– не отставал Бойко.

– Ки... Басмачи, заразы, пушку в дом затащили, как раз напротив въезда в цитадель. А там машина через ворота впритирочку проходит, дверей не открыть. Ну и жахнули. А потом сразу сбежали, гады, так мы их и не нашли. Нашим хана, у "БАбушки" бензобак как раз над головой водителя и стрелка. Туда и попало.

– Бронеавтомобили - вообще вредительство!
– в сердцах брякнул Бойко, одержимый своей "идеей фикс".
– Их толком не забронируешь, шасси не позволяет. А наши то, в УММ, специально всё танковое производство в Подольск перенесли, чтоб я им мозг не клевал.

– Постой, что ЗИЛ танки больше выпускать не будет?
– я напрягся, огорчённый новостями. Московский Т-26, несмотря на паршивую бронезащиту, для 41-го года, а тем паче для более ранних времён, был неплохой машиной с мощным вооружением и хорошими механизмами, установленными на надёжную ходовую часть.

– Точно так. Чувствую, убрать меня отсюда у УММ руки коротки, так они танки подальше от меня убрали. Теперь в Подольск будут уходить только агрегаты, а взамен они нам корпуса БАТов присылать будут. Это заводское название, в армию они как БА-11 пойдут. С БАСом пока неясно, примут ли на вооружение. Недалеко он от машин на шасси ГАЗ ушёл. Что, посмотреть хотите?
– поймал наши заинтересованные взгляды Бойко.

– Конечно!
– возбуждённо согласился Седых.

– Могу посодействовать. Хоть и не положено, - набивал себе цену военпред.
– Только, БАС здесь, а все БАТы, и опытные, и первые серийные забрали на парад, там посмотрим.

– Да веди уже скорее! Показывай, что там Гинзбург наваял!
– я тоже поддался настроению пограничника.

– Так это не он, а Важинский. У нас так: всё, что на гусеницах - то Гинзбург. А колёса - Важинский.

При первом взгляде на машину, спрятанную в том самом ангаре, где собирали теплопаровоз, сомнения в авторстве, если и были, то отпали. Две броневые радиаторные решётки в вертикальном кормовом бронелисте, столько же глушителей на нём же, давали понять, что двигатель установлен недалеко. Сразу вспомнился разговор после стычки с Дыренковым, когда я ещё Лихачёву рассказывал свой замысел броневика. Ну-ка, посмотрим. Точно, рессоры обоих мостов опираются на броню, значит корпус несущий. А вообще наиболее точно и ёмко внешний облик бронеавтомобиля описал Седых, едва увидев его.

– Экий крокодил в цилиндре!

Действительно, зауженный, с большими углами наклона бронелистов нос, опирающийся на переднюю балку-балансир, к которой были выведены передние концы полуэллиптических рессор моста, задними своими концами опирающихся на приваренные к броне уголки, производил именно такое впечатление. Я б его даже гавиалом назвал, очень хорошо.

А вот остальной корпус, начиная со средней части, имел простые вертикальные борта, без расчёта на рикошет, но в целом, размеры его были минимальны. Опыт войны в Грузии был явно учтён, водитель, размещённый по центру, из своей гранёной рубки, должен был иметь хороший обзор как вперёд, так и в стороны через три окна, прикрываемых в бою броневыми крышками со смотровыми приборами.