В коридоре послышался топот и из-за поворота выбежал чекист.

– Где тебя носит!?
– Вспылил Киров.
– Забери этого! И врача сюда!! Живо!!!

Ага, полезли из всех щелей на крик. Что-то когда стреляли никто носа не высовывал. Я отрешённо, стараясь успокоиться, смотрел как коридор заполняется народом.

– Пойдём ко мне, там доктора подождёшь, - приобняв за поясницу, подтолкнул меня Киров к своему кабинету.

– Садись, - сказал он, закрывая дверь. Я не заметил, как на столе образовалась бутылка водки и пара стаканов.

– Спасибо, обязан, - ровным голосом сказал Сергей Миронович, налив по половинке, но когда он поднимал стакан, я заметил, что его рука подрагивает.

– Сочтёмся, - мы выпили не закусывая и посидели молча с минуту, пока Киров не спросил.

– И чего он в меня стрелял?

– Мне показалось, что он в меня стрелял...
– хмуро буркнул я.

– Что, повод есть?

– Да, как сказать... Я тут не совсем удачно пошутил, он на меня в милицию донёс, а та отпустила.

– Глупости какие.

– Тоже верно. Да и шёл-то он за тобой, Сергей Миронович, - я поднял глаза и встретился с Кировым взглядом.
– А на меня случайно наткнулся, не ожидал он такого поворота. Охрана твоя, надо сказать, никуда не годится.

– Сам не понимаю, как такое произошло! Всегда со мной, пока в кабинет не войду...

– А именно сегодня, стало быть, накладка?

– Что ты имеешь в виду?

– Бережёного Бог бережёт. Надо связаться с Москвой, с наркомвнуделом Берией. Что-то перестал я местным чекистам доверять.

С разрешения Кирова в кабинет вошёл доктор и наложил мне повязку. Всё это время хозяин сидел молча, а когда эскулап вышел, позвонил напрямую Сталину и коротко изложил обстоятельства дела. Что ответил вождь, мне было неведомо, но спустя пять минут раздался звонок. По мою душу. Берия приказал мне лично обеспечить безопасность секретаря ленинградского обкома до прибытия из центра оперативной группы. О полученном распоряжении я известил Кирова, который занервничал.

– Мне что, под замком сидеть и дрожать?! У меня в шесть собрание партактива! Мне доклад делать надо!

– Может, оно и к лучшему. Если мы имеем дело не с одиночкой, а с чем-то более серьёзным, лучше находиться на виду. Чтобы не сказали потом, что Сергей Миронович Киров так распереживался, что заперся в кабинете, напился и умер. На людях по-тихому доработать очень и очень трудно, а шуметь - выдать себя, показав, что был заговор.

– Слушай, такое дело. Считай, что личная просьба. Давай во время разбирательства будем придерживаться версии, что стреляли всё-таки в тебя, - осторожно попросил Киров.

– Что, скелеты в шкафу?
– я усмехнулся.
– Будешь должен. Заодно с последствиями моей шутки, из-за которой Николаев распереживался, разобраться поможешь.

– А что там?
– встрепенулся Киров. Я коротко рассказал историю своего похода в кино.

– Дурак ты, - упрекнул меня Сергей Миронович, - Языком мелешь что попало. Но это пережить можно. Поручусь за тебя, что делать.

– Ага, поручишься. И дело быстро решишь, с которым я к тебе пришёл, - с момента покушения прошло уже больше получаса и первый шок прошёл, теперь фамильярное обращение "на ты", казалось мне неуместным, но именно сейчас надо было ковать железо, пока оно горячо.

– Давай после партактива? Времени в обрез. Мне доклад в памяти освежить, тебе переодеться. Сейчас всё организую, - Сергей Миронович поднял телефонную трубку.

Мда, пока оно горячо. Не успел.

Эпизод 9.

Во дворец имени Урицкого, ранее называвшийся Таврическим, мы с секретарём областной парторганизации едва не опоздали. Поспорили из-за водителя, от которого я предпочёл на всякий пожарный случай избавиться, рулить пришлось самому. На партактиве я уверенно, можно сказать даже нагло, занял место в президиуме, слева от Кирова, наплевав на глухое возмущение ленинградских коммунистов. Здесь за позицией своего тела по отношению к "первым лицам" следили не менее ревниво, чем в Москве. Пусть говорят и думают, что хотят, мне главное не заснуть.

Впрочем, собрание оказалось не таким уж и скучным. Линия партии в связи с последним пленумом практически не изменилась, а вот то, как её собирались проводить на Северо-Западе, мне было по-настоящему интересно. Фактически речь зашла о промышленной автаркии района, наиболее рациональном использовании его ресурсов. Киров, ратовавший за всемерное увеличение добычи торфа, отчитался, что в сезон 1934 года его заготовили фрезерным способом с использованием мощных челябинских и харьковских тракторов, а также торфяных комбайнов "Красного Путиловца", чуть ли не в двести раз больше, чем ранее в лучшие годы. На повестку дня был поставлен вопрос о переводе всего коммунального хозяйства с дров и угля на это топливо. Соответственно, лесозаготовительные организации в зимний сезон 34-35 годов следовало полностью переориентировать на экспортную и деловую древесину и увеличить объёмы её добычи, направив туда технику с торфоразработок. Вырученные же от экономии и незапланированных изначально доходов средства, обком намеревался направить на опережающее развитие энергетики района, построив несколько ГРЭС, сжигающих в топках котлов всё тот же торф. Кроме того, в связи с намеченным на будущий год началом разработки карьерным способом железорудных месторождений Карелии и успехами в поисках способа прямого восстановления железа из руды с использованием торфяного синтез-газа, строилась опытно-промышленная установка. Ленинградцы намеревались, в конечном итоге, перевести чёрную металлургию Северо-Запада на местные ресурсы, сделав упор на выплавку качественных электросталей.