Депеши штабу шлёт наш капитан

Мы в окруженьи и потерь не счесть,

Пришлите в помощь нам морской десант.

У нас держаться больше нету сил,

Вчера сожгли последние патроны.

Француз корабль с суши осадил,

А на воде он выставил кордоны.

Во время припева, на палубе забегали, а французы и женщины, собравшиеся на берегу снова, стали шарить глазами по морю.

Над нами ласковое море,

Висит над ним сахарский страшный зной.

Останется лишь песня о героях

В Бизерте принявших последний правый бой.

В дверь каюты забарабанили, но я не обращал внимания.

Нам всем абзац, чтоб хуже не сказать,

Лишь на "Дельфин" последняя надежда.

И потому мы смотрим в небеса,

Ведь помнит Родина, поддержит, как и прежде.

Сомнения и сопли не для нас!

Нам недоступны миражи метаний,

Когда товарищ Сталин даст приказ -

Мы выполним его без колебаний!

– Любимов, заткнись! Какого чёрта творишь?!!
– орал мне через переборку Мельников.

Над нами ласковое море,

Висит над ним сахарский страшный зной.

Останется лишь песня о героях

В Бизерте принявших последний правый бой.

– Инструмент живо! Хоть что нибудь!!!

Стоит без хода наш линкор могучий,

На берег вывалив облезлый ржавый борт,

Огня клинок, рванувший выше тучи,

Вмиг превратит его в стальной гигантский гроб.

Свой пламенный привет шлём белякам,

Пусть помнят нас, осназовцев с востока,

Взрывной волной мы входим в гости к вам,

Нельзя сдержать могучего потока.

– Ломайте!!!

Над нами ласковое море,

Висит над ним сахарский страшный зной.

Останется лишь песня о героях

В Бизерте принявших последний правый бой.

Бам! Баммм!! Дверь держалась, а я не унимался.

Пускай считают, что Осназ жесток,

Мы знаем - хор уродов и кретинок

Лишь прикрывает ереси росток,

Но их раздавит пролетарский наш ботинок.

Не беспокоит белый легион,

Покойным сном мертвецки спит Бизерта.

И в полной безопасности кордон -

Спасибо вам, родной Осназ за это!

И, что есть духу!

Над нами ласковое море,

Висит над ним сахарский страшный зной.

Останется лишь песня о героях

В Бизерте принявших последний правый бой.

Спустившись с палубы на тросе двое ЧОНовцев, один за другим пролезли в открытый настежь иллюминатор, пока я был отвлечён вознёй у двери, и бросились на меня сзади.

– Врёшь! Не возьмёшь!! Врагу не сдаё-о-о-тса наш го-ордый Варя-аг!
– в силу того, что я, по понятным причинам, почти не владел собственным телом, да и, как в таких случаях говорят, "устал", повалить меня бойцам удалось довольно легко. Но возня "в партере" затянулась, так как я норовил заползти под койку и прятал под собой руки, которые осназовцы, в свою очередь, старались завернуть за спину.

– Держи его! Не зевай! Куда, бл..! Вяжи скорее, пока держу! Да заткни ж ты его! Шаляпин, тваюмать!!!

.......

– Как вы, товарищ капитан госбезопасности, могли так надраться?! Я, как честному человеку, доверил. А вы?!
– возмущённо отчитывал меня Кузнецов поздним вечером того же дня.
– Ладно, чуть-чуть, можно понять. Но не до зелёных же чертей!

– Так я и чуть-чуть, чтоб уснуть. А дальше ничего не помню. И не кричи так, прошу, голова раскалывается, - то ли оправдывался, то ли жаловался я в ответ.

– Да?! А кто в иллюминатор провокационные песни орал во всю глотку?!! Ты хоть знаешь, какие слухи поползли по Бизерте?!!! Все кто мог, в один день выехали из города! В порту при посадке на пароход давка случилась, несколько человек утонули, прям у причала, не считая тех, кого у трапа затоптали! Губернатор рвёт и мечет, выставил у арсенала пулемётные гнёзда, чтоб мы его штурмом не взяли! Говорит, от вас всего можно ожидать, вы даже Москву сожгли!

Слушая каперанга, старший лейтенант госбезопасности Мельников не удержал на лице осуждающую мину и довольно улыбнулся. Революционная сознательность - важная штука, но в душе старлей целиком и полностью был на моей стороне.