Когда они уже собирались уходить, к ним подошел один из спасателей. Протянул что-то Димитрию.

– Вот что мы нашли, – сказал он. – Они, должно быть, лежали у вашей матери на груди, когда балка рухнула, вот и оказались прямо под ней. Мы подумали, может, вы захотите забрать. Вряд ли что-то еще удастся спасти. Там все в кашу.

Бестактность этого человека никак не задела Димитрия. Он взял пачку писем, кивнул в знак благодарности и, бегло глянув на них, сунул в карман. Бесполезно было объяснять, как мало его волнует гибель отцовской бесценной коллекции objets d’art, часов, картин и статуэток, превратившихся в труху.

Когда они с Катериной шли прочь, Димитрий в последний раз оглянулся на одиноко стоящий фасад особняка. Вот и все, что осталось от богатства Константиноса Комниноса.

Путь к дому преграждали обломки рухнувших зданий, и часто пройти по улице оказывалось невозможно. Наконец они добрались до старого города и кружным путем вышли к улице Ирини.

Когда они свернули за угол, им открылось зрелище полной катастрофы.

Ни один дом не уцелел. От всех остались только камни да куски дерева и штукатурки. Улица Ирини убереглась от пожара шестьдесят лет назад, но перед сейсмической силой природы устоять не смогла.

Они молча смотрели на это. Димитрий был почти готов к подобному. По тому, что осталось от соседних улиц, можно было понять, чего ждать, да и вчера, когда они выбегали из мастерской, он успел увидеть, как трещина прошла по стене от пола до потолка. Но говорить об этом Катерине тогда было ни к чему. Дом был словно раздавлен в лепешку – будто на него нечаянно наступил великан.

Какое-то время оба молчали. Смерть Ольги тяжело подействовала на них, и они еще не отошли от этого потрясения. Где-то вдалеке послышался вой сирены «скорой помощи», вызвав у обоих одну и ту же мысль: «Слава богу, наши дети далеко».

Утро только что сменилось днем, становилось жарко. Легкий бриз развеивал огромную гору пыли, в которую превратился их дом.

Другие жители улицы раскапывали руины.

– Бесполезно, – сказал один из соседей. – У меня точно спасать нечего. Ни ножа не осталось, ни вилки.

Люди стояли вокруг. Многие, кажется, тоже думали, что не стоит рисковать подступаться к тому, что было когда-то их домами. Жизнь дороже вещей.

Катерина была взволнована. Она не разделяла общего безнадежного настроения.

– Димитрий, – сказала она, – мы должны войти. Кое-что нужно спасти.

– А это стоит того, чтобы рисковать жизнью? – спросил муж.

– Может быть, – ответила жена.

Еще не дождавшись ответа, Димитрий уже открывал дверь. Она с грохотом рухнула внутрь вместе с дверной коробкой. Катерина охнула и бросилась к дому.

Она услышала голос мужа:

– Не волнуйся. Все в порядке. Я нашел его, любимая.

Через несколько секунд он появился, с трудом перебравшись через порог с небольшим дорожным сундуком в руках.

– Давай, я за одну ручку понесу, – с облегчением сказала Катерина.

Отойдя от дома на несколько ярдов, они поставили сундук на мостовую. Металлический каркас выдержал вес рухнувшего потолка, и, подняв крышку, Катерина увидела, что внутри все цело.

Вопрос, где теперь ночевать, решился быстро. Старые друзья уговорили их занять свободную комнату у них в квартире, и там им пришлось остаться на много недель. В комнате не было ничего, кроме одолженной на время одежды, висевшей на двери, да сундука в углу.

Прежде всего нужно было организовать Ольгины похороны. Ее смерть была страшным ударом для всей семьи, но Димитрий чувствовал утрату особенно остро. Никогда еще он не испытывал такого горя. Тихая Ольга была для него нерушимой скалой: даже в те годы, когда был вдали от дома, он знал, что она его любит и понимает, за что он сражается, и это придавало ему сил.

Во время похорон Димитрий не видел ничего вокруг, кроме длинного, узкого гроба, опускающегося в темноту. За пеленой слез мир казался сплошным туманом, сквозь который жена терпеливо вела его.

Священник прочитал «Господи, помилуй», и каждый из четверых близких уронил в гроб по цветку, прежде чем на него легла мраморная крышка. Резчики по камню уже сделали свое дело.

На кладбище были сотни склепов, по большей части ухоженных, из такого же светлого мрамора с прожилками. Величина склепа должна была отражать семейный статус, и Комниносы занимали огромный участок, где покоилось уже пять поколений. Под свод вела лестница.