Операцию свою Дмитрий спланировал как спектакль. И будет он продолжаться долго, сея вокруг себя панический ужас, порождая слухи и домыслы. «Пусть знает весь мир, — думал Дмитрий, — историю этого корабля и его фантастическую силу. Пусть никто больше не посмеет совершать сделки с ворами в погонах русских адмиралов, с продажными властителями Кремля».

Настроив свой компьютер на операцию «Козьма Минин», Дмитрий завалился спать.

Члены экипажа знали необычный режим труда и отдыха своего начальника, и никто его не тревожил. Марии Владимировне очень бы хотелось пойти к нему в каюту, но и она не смела входить без приглашения. И даже Катя не нарушала режим своего брата.

Поднялся Дмитрий за полночь. Цифры высвечивали первую информацию: компьютер Дмитрия отклонял корабль от курса — то влево, то вправо. И делал он это медленно, так, что стрелка компаса смещалась незаметно для глаза. И только спустя полчаса или час рулевой вдруг замечал, что корабль отклонился и уж прошел десятки миль по новому курсу. И это в районе, где были гряды подводных гор, громоздились рифы. И командир, и штурман, и рулевые с ужасом убеждались, что оказались в опасной близости к зоне большого риска. Выравнивали курс, сверяли расчеты. Но Дмитрий точно кошка с мышкой начинал новую игру. Не проходил и час, как корабль отклонялся в другую сторону. Командир крейсера приказал отключить компьютерную систему и встал у руля. Дмитрий все это увидел и включил лептонную пушку. Соединенная с компьютером, она тотчас же нашла командира и ударила его по голове. Адмирал, стоявший за рулем, почувствовал головокружение. Передал управление помощнику, но и тот получил удар. Позвали на помощь — одного, другого… Картина та же. И тогда командир принимает решение: сбавить ход до самого малого. Но и в этом режиме каждый, кто брался за управление, получал удар. И тогда командир приказал вновь включить компьютерную систему. Головы у всех командиров вдруг просветлели. Дмитрий на чётком английском языке проговорил:

— Капитан! Не вздумай отключать компьютерную систему и переводить корабль на ручное управление. Русским кораблём «Козьма Минин» управляю я, Митяй. Ах, вы не знаете Митяя с Кергелена? И, может быть, забыли, где находится остров Кергелен? Так я вам напомню: островок этот затерялся во льдах Антарктиды, и я единственный на нём житель, русский мститель, который всё может, но над которым властен один Бог.

Дмитрий, наигравшись вволю, чрезвычайно довольный своей техникой, на время оставил в покое моряков крейсера и лег на диван в надежде поспать два-три часа. Засыпая, он думал о профессоре Мешалкине, который помогал ему в создании лептонной пушки, о друзьях из конструкторского бюро «Людмилы» и живо представлял, как бы они обрадовались, узнав о его первых опытах. И еще он думал, как бы наладить бесперебойную перекачку русских денег и передачу их на адресные счета в Россию. Помнил, что американцы, вошедшие в Персидский залив, грозят разбомбить столицу дружественного государства томагавками. «А вот этого-то как раз мы и не дадим им сделать».

С этой счастливой мыслью он и уснул.

Утром Дмитрий вновь вызвал на экран крейсер «Козьма Минин», наблюдал творившуюся там вакханалию. Почти все главные командиры принимали таблетки, капли — у них продолжала болеть голова. Дмитрий сидел в кресле, наливал из термоса чай и восторгался точностью и силой, с которыми его электроника совершила на крейсере устрашающее действо. Офицеры мечутся по кораблю и не знают, что делать, а матросы все стоят у своих боевых мест и не могут понять, что случилось с их командирами. Шептались между собой, говорили о каких-то злых духах, поселившихся в капитанской рубке. Их священник окроплял рубку святой водой и шептал заклинания. Он тихо говорил, что русский корабль имеет душу, и эта душа проснулась. Неизвестно еще, что им ждать в скором времени.

На несколько часов Дмитрий дал матросам передышку. «Козьма Минин» уже приближался к району Средиземного моря, а отсюда Дмитрий поведёт корабль в Персидский залив, где большими группами стоят американские и английские боевые корабли.

Перед утром Дмитрий вновь прилег на диван.

К вечеру он резко развернул корабль, заставил его описывать круг. Команда заметалась, забегали офицеры, взъярился капитан.

Дмитрий задал программу: повторять эти «шуточки» через каждые два часа. А если они вздумают отключить компьютер и перевести корабль на механическое управление, он снова станет бить лептонной пушкой.

Днем, сидя в кресле, Дмитрий задремал, и ему приснился сон: увидел он команду крейсера, мечущуюся по палубе корабля. Посреди весь в белом, словно Гулливер в стране лилипутов, стоит капитан, размахивает руками и кричит что есть мочи: «Черти полосатые! Где флаг — слава нашего флота, символ великой страны Азиатии?..» И матросы заметались еще пуще, и нашли флаг, лежащий на палубе словно половая тряпка. Тащат его на флагшток, а над ними, спустившись с облаков, маячит его компьютер, и вместо экрана у него смеющийся рот. Он смеется и будто машет Дмитрию какой-то антенной, и трубным небесным голосом кричит: «Дмитрий! Я устал, мне надо домой». Но Дмитрий хочет ему сказать: «Мы не можем уставать, пока Родина в опасности. Мы должны работать и работать».

Проснулся и увидел, что дверь приоткрыта, а в кают-компании пьют чай, громко смеются и о чем-то говорят, говорят…

Дмитрий подумал: ребята привыкают друг к другу, шутят и смеются.

В дверь заглянула Катя:

— Митя! Пойдем завтракать.

Дмитрий поманил ее и, когда она к нему приблизилась, сказал:

— Катенька, ты заходи ко мне без церемоний. И Мария Владимировна пусть заходит. Вы ведь мне не мешаете. Мой «Умелец», — он иногда так любовно называл свой компьютер, — работает в автоматическом режиме. Программу я ему задаю заранее, — и чаще всего ночью, когда вы все спите.

Катя поправила брату прическу. Сказала:

— Это хорошо. Нам так веселее. Особенно Маша будет рада. Часами не видеть тебя — это для нее испытание.

На второй день после начала операции кое-какая информация о странных явлениях на крейсере «Козьма Минин» стала появляться в газетах Малой Азиатии. Командование крейсера хранило втайне позорные для него катастрофы, но все-таки о проделках «морского дьявола» в газеты что-то просачивалось. Однако рассказы были столь неправдоподобны и злонамеренны, что серьезные люди в них не верили, а редакторы, печатавшие такую информацию, объявлялись агентами русских.