— А прикажу, — сказала Настя вслух, кривя рот в презрительной усмешке, — и на коленях за ним поползет.

Боря Пиха приехал к отделению полиции, расположенному в маленьком унылом городке, вышел из машины и около часа ждал, когда его повезут на освидетельствование у нарколога. Потом снова ждал, сидя в сером, тускло освещенном коридоре, смотрел на дежурного сквозь забранное решеткой стекло.

Ему разрешили сходить поесть и показали ближайшую забегаловку, где Боря выпил чая и съел несколько бутербродов. Оттуда же, чтобы не разговаривать в коридоре отделения, где при малейшем звуке просыпалось гулкое эхо, он позвонил Стасу и рассказал, что случилось, — рассказал, конечно, официальную версию. Стас помолчал, потом ответил: «Понял тебя», — и повесил трубку.

В конце концов Пиху вызвали на допрос. Сидящий за столом следователь был, как и фотограф, похож на проволочный каркас, прикрытый пиджаком. Он разговаривал с Борей устало и неохотно. Боря рассказал, как джип пошел на обгон и как из-за пригорка на них внезапно вылетел «вольво».

— Я думал, он назад уйдет. Я б не рискнул на его месте встраиваться. Ну и не подумал… Потом гляжу: притирается, зараза. Я по тормозам, да, видать, не успел немножко, или уж как там вышло — а он шварк. Развернуло его и задом о ту машину и ударило. Жаль парня… Молодой ведь был, да?

— Да, молодой, — следователь кивнул, не переставая писать. Но, к Бориному сожалению, ничего больше про погибшего не добавил.

— Не знаю, что вам еще сказать, — протянул Боря. Он уже совсем успокоился и теперь смотрел на гладкую кожу, блестящую под редкими блеклыми волосами на наклоненной голове следователя.

— Ничего не надо говорить, — ответил тот, — Можете идти. Если будет нужно, мы с вами свяжемся.

— А скоро? — спросил Боря.

— Не думаю, — слабо улыбнувшись, ответил следователь. — Скорее всего, до суда вы уже не понадобитесь. Но, сами понимаете, всякое бывает.

— Понимаю, — ответил Боря.

Его больше не тревожили. Единственной неприятностью, которую повлекла за собой авария, был разговор со Стасом. Он ругался, пристально рассматривал яркую царапину на бампере «Фредлайнера», присаживаясь на корточки и осуждающе цокая языком, потом успокоился и сказал:

— Выгнал бы тебя, если бы не тетка.

— Почему? — спросил его Боря.

— Не нравишься ты мне — вот почему.

Стас сплюнул на цементный пол гаража с такой злобой, что Боре захотелось уйти самому. Но он посмотрел на поцарапанную морду Фреда и подумал, что не может бросить машину, с которой ему было так хорошо.

Спустя неделю Пиха возвращался из Петербурга. Ему не повезло задержаться с разгрузкой, и обратно он ехал в глубокой темноте. Впрочем, спать не хотелось, неожиданностей Пиха не боялся, а темную дорогу любил, особенно участки без освещения, где полагаться можно было только на свет фар.

По краям дороги метались тени. Потом одна из них, крохотная, выкатилась на дорогу. «Живая», — подумал Пиха и надавил на газ. Машину слегка тряхнуло. «Я задавил ежа», — сказал себе Боря. Темный лес несся прямо на него, дорога скользила под колесами. Голова вдруг поплыла, и Боре стало казаться, что едут дорога и лес, а Фред стоит на месте. Его стало мутить. Тело снова приняло решение прежде головы: Боря еще только думал о том, чтобы притормозить, а руки уже поворачивали руль, плавно подводили машину к обочине. Выйти он не успел: свесился, держась за ручку двери, и его вырвало прямо на дорогу. Потом вырвало еще раз — когда вылезал из машины, и он едва не поскользнулся, наступив в лужу. У обочины Борю вырвало в третий раз, спазмы были мучительны. Когда все закончилось, он долго стоял, опершись о колени руками, и мотал головой, пытаясь прийти в себя.

За время работы на большегрузе Пиха раздавил немало всякой мелочи: голубей и кошек, и даже одну бродячую собаку, но никогда не испытывал ничего подобного.

Еж.

Кончики пальцев начало покалывать. Боря посмотрел на них и подумал, что, пожалуй, когда-то держал ежа в руках. Детское, полузабытое ощущение становилось все более отчетливым. На ощупь еж был сразу и шершавым, и гладким, его колючки жестко упирались в ладони, но боли не причиняли.

— Ты его по иглам гладь, тогда не кольнет. Против иглы рукой не веди, — вспомнился чей-то голос. Боря подумал, что это мог быть молодой белозубый парень — тот, который пустил его посидеть в старом грузовике. Было темно, почти как сейчас, но маленький Боря почему-то не спал. Свет падал откуда-то из-за спины ровным полотном. Наверное, там было окно. Впереди был яблоневый сад и полное ярких звезд небо.

— Мы посмотрим да отпустим, — сказал парень. — Он тут под яблоней живет. Знает меня. Гля, и не боится — словно понимает. Ну я вот тоже пацаненком был, батька мне тоже ежа показывал.

Боря не помнил, чтобы рядом в тот момент была мать, но ощущение покоя и уверенности все равно оставалось. Корявые яблони темнели впереди, еж дышал и ворочался в ладонях. Если бы Боря помнил, как хорошо ему было держать ежа в руках, то наверняка не стал бы давить его.

Он разогнулся и поморщился от боли в сведенном спазмами желудке, а когда повернулся к машине, увидел, что в кабине кто-то сидит. Смотреть приходилось против фар, но Боря готов был поклясться, что на пассажирском месте темнеет отчетливый силуэт.

— Эй! — крикнул он, приближаясь к Фреду, — ты чего там?! Ну-ка вылезай!

Человек не пошевелился.

Голова у Бори кружилась, ноги дрожали от слабости. Он медленно обошел кабину, опираясь о морду Фреда руками и стараясь не вступить в собственную рвоту.

Теперь, когда свет фар не бил в глаза, Боря ясно различал человека, сидящего в кабине. Человек был странно недвижим, даже не повернул головы, когда Пиха появился рядом и замер, держась за открытую водительскую дверцу.

— Эй, ты кто? — неуверенно спросил Боря, глядя на пришельца снизу вверх. Тот молчал.