Он ускорил темп. Прохожих не было, они остались одни. Мартинес перешел с быстрого шага на бег трусцой, остальные не отставали. Спустя мгновение он услышал, как женщина по имени Мишонн бросила странную фразу в адрес кого-то, кто шел позади.

– Не смотри на меня так, – сказала она на бегу. – Обо мне не волнуйся.

Голос Ленна был едва слышен за шумом их шуршащих шагов и тяжелого дыхания.

– Ладно… Извини.

– Тише!

Оглянувшись, Мартинес шикнул на них, когда они достигли переулка. Подняв руку в перчатке, он сделал группе знак остановиться, а затем завел беглецов в темноту за угол соседнего здания, где все было забросано мусором.

В переулке гуляли черные тени. Вдоль одной из стен выстроились мусорные баки, из которых воняло гнильем, свет давала только мигающая лампа аварийной сигнализации, висевшая в дальнем конце. Сердце Мартинеса забилось чаще. Быстро осмотревшись, он заметил вдалеке часового.

– Так, подождите минутку, – сказал он остальным. – Я сейчас вернусь.

Мартинес приготовился к новому представлению – к роли внутри роли, – сдержал волнение и направился в противоположный конец переулка. В тридцати ярдах от него на подъемнике спиной стоял юный гангстер, в руках которого виднелся автомат Калашникова. Часовой внимательно следил за временной баррикадой из перевернутых стальных панелей.

По другую сторону баррикады простиралась темнота – и свобода.

– Эй! Эй, дружище! – Мартинес подошел к пареньку, приветливо махнув рукой. Голос его казался спокойным, но властным при этом, как будто бы он прогонял кошку с обеденного стола. – Я тебя сменю!

Часовой вздрогнул, развернулся и посмотрел вниз. Совсем юный и нескладный, одетый во все каперские регалии, с повязкой на кудрявой голове, он казался просто ребенком, который играл в полицейского. Еще казалось, что он был слегка под кайфом и как будто бы подозревал что-то.

Мартинес подошел ближе.

– Давай мне автомат и беги. Я закончу твою смену.

Часовой пожал плечами и принялся спускаться.

– Ладно, как скажете… – Он спрыгнул на тротуар. – Но… Зачем вам это? Мне нужно заняться чем-то другим?

Мартинес потянулся к автомату, который держал юнец, и снова сказал голосом строгого хозяина:

– Ничего не спрашивай. Я оказываю тебе услугу. Давай автомат, скажи спасибо – и отдыхай.

Часовой с удивлением уставился на него и передал автомат.

– Э-э… само собой.

Парень пошел прочь по переулку, бормоча себе под нос:

– Как скажете… Как скажете… Вы начальник… Я просто исполняю приказания.

Беглецы не выходили из тени, пока часовой не завернул за угол и не растворился в ночи, сбивчиво читая какую-то пэр-вечерку. Затем Рик кивнул Геенну, и все друг за другом прокрались в переулок, быстро зашагав по забросанному мусором вонючему тротуару.

Мартинес ждал на подъемнике, по-деловому смотря вниз.

– Давайте! – Он махнул беглецам, чтобы те поднимались к нему. – Перелезем через стену – и мы свободны.

Вся группа собралась у основания баррикады.

Мартинес взглянул на них.

– Все прошло лучше, чем я ожидал, но нам все равно нужно спешить. С минуты на минуту здесь может появиться кто-нибудь из часовых Губернатора.

Придерживая искалеченную руку, Рик поднял на него глаза.

– Так, так… Думаешь, мы сами не хотим побыстрее убраться отсюда?

Мартинес натянуто улыбнулся:

– Хм, ты прав.

За спиной Рика раздалось какое-то неразборчивое ворчание, которого Мартинес не расслышал.

Рик резко развернулся и посмотрел на Мишонн. Глени сделал то же самое. В общем-то, все повернулись к стоявшей в тени темнокожей женщине, которая угрюмо и мужественно вглядывалась в ночь.

– Я не с вами, – произнесла она таким холодным и безразличным голосом, как будто бы представлялась по уставу старшему по званию.

– Что?! – воскликнул Глени. – О чем ты?!

Мишонн взглянула на парня темными бездонными глазами, а затем монотонно, как пономарь, ответила:

– Я иду к Губернатору.

Тишина, которая обрушилась после заявления Мишонн, казалось, на несколько мгновений поглотила группу, пока беглецы безмолвно оценивали ее намерения, неловко переглядываясь и как будто бы заражая друг друга неведомой болезнью посредством этих взглядов. Все поняли, как она собиралась поступить с Филиппом Лейком, хотя никто и не решился озвучить это, и сначала все ужаснулись именно этому. Но молчание в провонявшем насквозь переулке чересчур затянулось, и Мартинесу, который смотрел на все это с платформы погрузчика, стало очевидно, что неодолимое намерение Мишонн было связано с чем-то гораздо более страшным, чем простая месть. Настали жестокие времена, и жажда расплаты – на глубинном уровне присущая каждому человеку в нормальном мире – теперь взывала к вселенской неизбежности, и теперь это было так же естественно, как стрелять в голову ходячим мертвецам или наблюдать за превращением близкого человека в монстра. В чудовищном новом мире зараженные органы отсекались с невероятной быстротой. Злые люди больше не становились легендами, их не показывали в полицейских шоу. В этом мире их просто считали больными животными, которых надо изолировать от стада. Просто сломанными деталями, которые необходимо заменить. Никто из тех, кто стоял тем вечером у стены, не мог винить Мишонн или удивляться ее неожиданному и непоколебимому решению развернуться и найти раковую опухоль на теле этого города – человека, который надругался над ней, – но смириться с этим все равно было нелегко.