И так.

Василий с Гватемалом были заняты, работали над совершенствованьем плоти.

Но.

Старшим тоже было некогда скучать. Марго писала монографии, анализировала творчество художников, отыскивала линии, ведущие от Босха до Анри Руссо, и проводила параллели с Пиросмани. Прибегин уезжал на сборы, на ответственные тренировки. Куда-то уезжал и возвращался. Таисия всегда была при деле, за исключеньем тех моментов, когда необходимо быть свободной. Борис Альцшулер, Алекса отец, таскался каждый день в Ильинское после работы.

Неспешно опускался летний вечер. Они – ходили в гости, принимали у себя.

Тогда лишь начинали поднимать заборы вдоль участков в четыре метра вышиной, чтобы скрываться от соседей. В Ильинском не успела завестись такая мода. Знакомых на ближайших дачах было множество, и всё – интеллигенция. Артисты, музыканты.

Марго едва вступила в средний возраст, и, как же молода она была в те времена, приветлива, общительна. Про её мужа – что там говорить. Он, если не был центром общего вниманья, то, без сомнения, себя им ощущал. Таисии везде всегда бывало хорошо, давно, с самых тех пор, как Маргарита её сделала подругой.

И у Бориса появился постоянный собеседник, сын крупного чиновника из министерства, вселившегося в дом напротив, через улицу, лет пять тому назад. Звали Бориного друга Эдуард, они беседовали без интеллектуальных тем, а попросту – о жизни. Борис уже давно и твердо открестился от искусства, закончил Бауманский, стал хорошим инженером. А Эдуард был, вроде бы, прораб, учился он в строительном, и с удовольствием вел разговоры на технические темы. Больше всего они любили автомобильные вопросы – Борис давно водил «Москвич», а Эдуард купил недавно, зато и разобрался до последней втулки. Он был не просто автомобилист, а очень знающий механик.

Борис Альцшулер, старший брат Марго, зашел под вечер на веранду, где отдыхала Маргарита и что-то делала Таисия, уютно сел в плетеном кресле, и произнес:

– Ну, вот и всё.

Никто не шелохнулся – сегодня он был должен развестись и, значит, это состоялось. Лишь Маргарита через паузу сказала:

– Слава Богу.

Таисия давно ходила у Альцшулера в невестах, ещё и до призыва в армию. Она, конечно, сохраняла хоть какую-то надежду, но радости не изъявляла, а только раза три кивнула, между прочим.

– И я, Марго, – промолвил старший брат чуть патетично, – решил всерьез заняться сыном, и для начала привезти его сюда.

Марго лишь бросила:

– И скоро ты поедешь?

На третий день, когда все собирались к завтраку, к воротам подрулил «Москвич». И с заднего сиденья появился мальчик, как будто на смотрины (Борис в то время отгонял машину на стоянку). Довольно невысокий, белокурый, чрезмерно худенький литовский брат.

Неправильно сказать, что Алик был смущен – он был пунцовый от всеобщего вниманья. Он вылез из машины и застыл, и заразил смущением родню – все растерялись и не сразу двинулись ему навстречу.

Неловкость разрешила Маргарита – она буквально кинулась к ребенку, прижала его голову к груди, потом взяла за плечи, чуть откинулась, и наклонилась, чтоб поцеловать, и прошептала:

– Как долго ты не ехал!

У мальчика, невольно, был ответ: «А как бы я приехал сам?». И этот ироничный отголосок помог ему раскрепоститься, он быстро познакомился со всеми. Пришел его отец и все отправились к столу.

И этот Алексей Альцшулер… Он выглядел почти заморским гостем, скорей – дипломатическим посланником: на нем был шевиотовый костюм, и галстук, и жилет, и даже волосы приглажены какой-то ароматной жидкостью. Он выглядел нелепо, когда кругом расположились родственницы в легоньких халатах, а юные гиганты – только в шортах. Народу-то немного было, через минуту – Алик всех узнал. И даже, непонятным образом, не путал близнецов, а четко обращался – Гватемал и Вхутемас. Так только мать их различала, безошибочно. Однако Алик сразу удивился – в какие игры сможет он играть с могучими парнями, его двоюродными братьями? Борис ошибся в возрасте. Он говорил сынку, (смотрите выше), что братья-близнецы – его ровесники.

Литовец быстро поменял свой бюргерский, официальный вид. Когда племяннику определили его комнату, он очень скоро появился в аккуратненькой рубашечке навыпуск, в джинсовых шортах, легких сандалетах – Ингеборга собрала прекрасный гардероб.

Сначала Алекс был немногословен, по большей части – отвечал, и получалось это заторможено; заметно, как он разбирался с каждым словом. Но к вечеру, раскрепостившись и почувствовав себя среди своих, он начал бойко разговаривать, порою путая слова и ударенье. Но, главное, друг друга понимали. Было легко, совсем непринужденно.

Конечно же, племянником всецело завладела Маргарита – все, появлявшиеся в доме, без каких-то исключений, мгновенно поддавались обаянию этой открытой, удивительно приятной женщины. Перед обедом они всюду были вместе – она показывала Алику свой необычный дом, водила по участку через сад, но не решилась проводить сквозь детский стадион – ребята часто занимались нагишом, как древние спортсмены на Олимпе, но, (что же делать?) выбрались из возраста, чтоб прыгать перед мамой в голом виде.

Алекс доверчиво открылся тете Маргарите, что преуспел в занятиях вокалом. Он даже спел – она и вправду удивилась, насколько у племянника красивый, необычный голос, и до чего же мальчик музыкален.