Шрифт:
— Дядя Джордж, а ты случаем не знаешь, — вдруг спросила Карлайл, — не обращалась ли Фе за советом к этому Г.П.Ф.?
— Не сказал бы тебе, даже если бы знал, дорогуша. Извини.
Карлайл покраснела.
— Ты прав, конечно, если она рассказала тебе по секрету. Но обычно Фе ничего не может держать про себя.
— Спроси ее сама. Она умеет выкидывать фортели и похлеще.
Лорд Пестерн бросил пули в корзину для бумаг и вернулся к столу.
— Я теперь сам немного пописываю, — сказал он. — Взгляни-ка на это, Лайла.
Он протянул племяннице лист нотной бумаги, на котором с многочисленными следами от ластика была записана мелодия, а поверх строчек — текст.
— Этот крепкий парень, — читала Карлайл, — не стрелок ли он? Точно, хоть в руках его аккордеон. Он стреляет, как играет, равных ему нет. Он играет, как стреляет, — прямо на тот свет. Хи-де ох хи. Йип. Хо де ох ду. Йип. Целься метче, парень, не пальни в закон. Крепкий парень, — вот он, вот он, твой аккордеон. Во. Бо. Бо.
— Чудесная вещь, согласна? — самодовольно спросил лорд Пестерн.
— Поразительная, — пробормотала Карлайл, и тут звук голосов в гостиной спас ее от дальнейшего изъявления восторгов.
— Это мальчики, — оживился лорд Пестерн. — Пошли встречать.
На мальчиках были их профессиональные вечерние наряды: двубортные пиджаки со знаменитыми стальными пуговицами и серебристыми лацканами. Манжеты чуть ли не целиком вылезали из очень узких рукавов. Тот из двоих, что был повыше, довольно полный и бледный мужчина, сделал шаг навстречу хозяину, лучась радостной улыбкой.
— О-го-го, смотрите, какие здесь люди, — заговорил он.
Все свое внимание Карлайл сосредоточила на втором. Специалисты танго, киноактеры с мундштуком в руке и в двуцветных туфлях, чуть-чуть не дотягивающие до уровня звезд, молодые красавцы, державшие в своих объятиях упакованных по высшему разряду женщин постарше, которые упорно не желают уходить из танцевального круга, — все эти герои, словно по заказу, разом вспомнились ей.
— …и мистер Ривера… — говорил ее дядя. Карлайл высвободила руку, застрявшую в радушном пожатии мистера Беллера, и к ней тут же припал мистер Ривера.
— Мисс Уэйн, — сказал Карлос, избранник Фелисите.
Он грациозно выпрямился и одарил ее взглядом автоматического уважения.
— Наконец-то мы встретились, — сказал он. — Я столько слышал о вас.
Карлайл отметила про себя, что он слегка шепелявит.
Лорд Пестерн угостил всех шерри. Гости заговорили в полный голос.
— Это просто чудо, — возвестил Бризи Беллер и указал на маленькую картину Фрагонара над камином. Мои Бог, она прекрасна, ты понимаешь, Карлос? Само изящество.
— В гасиенде моего отца, — сказал Ривера, — висит картина, которую мне живо напомнила эта. Я говорю о портрете одного из моих предков по отцу. Она принадлежит кисти Гойи. — И пока Карлайл пыталась понять, каким образом Фрагонар мог напомнить Ривере о Гойе, музыкант повернулся к ней. — Вы, конечно, были в Аргентине, мисс Уэйн?
— Нет.
— Вы должны там побывать. Аргентина понравится вам необыкновенно. Кстати, постороннему человеку довольно трудно понять, какие мы на самом деле, изнутри. Испанские семьи очень замкнуты.
— О!
— Да-да. Моя тетка, донья Изабелла де Мануэлос-Ривера, говаривала, что испанцы — единственные сохранившиеся представители аристократии. — Он наклонился к лорду Пестерну и музыкально рассмеялся. — Но, ясное дело, она не бывала в некоем очаровательном доме под названием «Герцогская Застава» в Лондоне.
— Что? Я отвлекся, — сказал лорд Пестерн. — Слушайте, Беллер, что касается сегодняшнего вечера…
— Сегодняшний вечер, — прервал его Беллер, улыбаясь во весь рот, — уже в мешке. Мы раскачаем ресторан, как лодочку, лорд Пестерн. Все будет в порядке. Вечер пройдет чудесно. Вы, конечно, придете, мисс Уэйн?
— Не могу упустить такую возможность, — пробормотала Карлайл, желая одного — чтобы они перестали проявлять к ней такое ревностное внимание.
— Револьвер я уже подготовил, — нетерпеливо вставил лорд Пестерн. — Пять холостых пустышек. А что будет с этими зонтиками…
— Вы любите музыку, мисс Уэйн? Наверняка любите. Вы будете очарованы мелодиями моей страны.
— Танго и румбами? — спросила Карлайл.
Ривера наклонился к ней.
— Ночи, пропитанные ароматом магнолий, — заговорил он, — чудные ночи, наполненные музыкой. Вы находите странным, конечно, что я вынужден, — он пожал плечами и понизил голос, — играть в танцевальном оркестре. Носить этот безвкусный костюм! Здесь, в Лондоне. Это ужасно, не правда ли?