Наконец в четверг 19 декабря, после всех неудач и разочарований было сделано открытие чрезвычайной важности, и касалось оно молота. Вызывает удивление то, что его не сделали раньше. Молот находился в участке речной полиции Хэрриота со дня убийств и в то время, когда уже висело первое объявление с его описанием. Совершенно ясно: его опознание имело чрезвычайное значение для успеха расследования. Так же как и объявления о наградах или поиски Хэрриота и опросы в лавках на складах у реки. Хотя на сломанный кончик сразу обратили внимание, очевидно, что молот исследовали недостаточно. Нам неизвестно, кто сделал это открытие. Вероятно, один из полицейских Хэрриота или сам старик. А может, заглянувший магистрат или капитан Ост-Индской компании, который пришел выразить уважение знаменитому Джону Хэрриоту. Или джентльмен из горожан, не столь чувствительный, как его собратья, и скрывавший интерес под маской брезгливого отвращения, посмотрел на орудие убийства сквозь монокль и заметил нечто такое, от чего в волнении охнул. На свет тут же появился носовой платок, и с бойка аккуратно стерли сгустки запекшейся крови и прилипшие волосы. Стали видны нечеткие, но вполне различимые выбитые точками инициалы – И.П. [14] Важность открытия была очевидна, и на следующий день Хэрриот вывесил новое объявление:

Магистраты приказали сделать новое описание молота и официально и твердо потребовали, чтобы всякий, кто владеет хотя бы малейшей информацией о нем, немедленно предоставил ее в суд.

Любой мог по первому требованию осмотреть молот в помещении суда.

В четверг 19 декабря, в тот самый день, когда были обнаружены буквы на молоте, расследованием серьезно заинтересовался магистрат с Боу-стрит Аарон Грэм. Возможно, его к этому подвигла просьба министра внутренних дел. Он был полной противоположностью импульсивного Хэрриота – спокойным, умным чиновником с логическим складом пытливого ума. Грэм беспристрастно оценивал факты и обладал необходимым для сыска упорством. Он был воспитан в традициях Генри Филдинга, который лет за пятьдесят до этого учредил принципиально новое полицейское агентство на Боу-стрит, впервые начал публиковать списки разыскиваемых преступников и нанял штат сыщиков. В момент убийства Марров Аарону Грэму было пятьдесят восемь лет. Ему оставался всего год здоровой жизни, прежде чем болезнь не заставит его уйти с Боу-стрит и не сведет в могилу в 1818 году. Он разделял интерес к театру более известных магистратов с Боу-стрит и в течение нескольких сезонов организовывал полицейские дежурства во время концертов в «Друри-Лейн». Его единственный сын служил морским офицером, и благодаря ему Аарон получил некоторые знания о жизни и обычаях моряков. Район Рэтклифф-хайуэй был ему знаком лучше, чем Кэпперу и его коллегам. Кроме того, сама должность магистрата Боу-стрит подразумевала неподкупность и рвение. Грэм приобрел прекрасную репутацию в 1806 году, когда расследовал нашумевшее преступление – некий Ричард Патч был приговорен к смертной казни за то, что застрелил своего компаньона мистера Блайта. В то время дело Патча вызвало исключительный интерес и привлекло к себе внимание как пример логического, дедуктивного метода расследования Грэма, его последовательности в проверке фактов и редкой в те дни способности проявить себя активным сыщиком, а не пассивным получателем информации, которая может вовсе и не иметь отношения к преступлению. Кроме того, дело Патча имело немногие, но интересные моменты сходства с уникальными во всех других отношениях убийствами на Рэтклифф-хайуэй.

Ричард Патч был сыном уважаемого девонского землевладельца. Он родился в 1770 году, и к моменту совершения убийства ему исполнилось тридцать пять лет. В 1803 году, после серии сутяжнических споров по поводу уплаты десятины, приехал в Лондон и вступил в долю с Блайтом, бывшим купцом Вест-Индской компании, который в это время успешно занимался утилизацией старых кораблей. Они договорились стать компаньонами, и Патч, чтобы приобрести необходимый капитал, продал свою недвижимость в Девоне. Детали их соглашения не ясны, но 23 сентября 1805 года оно внезапно прервалось – Блайт был смертельно ранен в собственном доме выстрелом из пистолета. Патч пытался обеспечить себе алиби и, симулируя «кишечное расстройство», незадолго до рокового выстрела демонстративно выскочил в дворовый туалет. А за несколько дней до этого подготовил для преступления почву, изобразив, будто напали и стреляли в него.

Его сразу заподозрили и взяли под стражу. Множество косвенных улик говорило о его виновности. Показания давали уважаемые горожане, проходившие мимо дома Блайта 18 сентября, когда раздался первый выстрел и в момент убийства купца. Свидетели утверждали, что если бы преступник бежал через переднюю дверь, они бы непременно его увидели. Грэм дал указание исследовать туалет. Выяснилось, что в последнее время страдающие поносом люди им не пользовались. Зато удалось обнаружить пистолетный шомпол. В спальне Патча полицейские нашли пару явно новых носков. Когда их развернули, оказалось, что они грязные со стороны подошвы, словно владелец крался в них по улице. Первому, кто появился на месте преступления, Патч сказал, что убийцы скрылись на стоящем на некотором расстоянии от причала судне. Был отлив, судно лежало футах в шестидесяти от причала в грязи, и никаких следов к нему не вело. Еще одна улика против Патча заключалась в том, что он постоянно мошенничал со своим компаньоном.

Суд состоялся 5 апреля 1806 года и стал сенсацией. Присутствовали три королевских герцога, для которых была устроена специальная ложа, пришло много знати, и даже русский посол с секретарем сочли нужным посетить заседание. Хотя улики были косвенными, присяжные посчитали их достаточными и приговорили Патча к смертной казни. Исполнение отложили до следующего вторника, поскольку решили, что будет разумнее повесить Патча вместе с Бенджаменом и Сарой Герринг (мужем и женой, которых осудили как фальшивомонетчиков). Таким образом, по словам «Ньюгейт кэлендар», удастся избежать неудобств из-за двух публичных казней, следующих одна за другой.

Как иногда случается в отношениях между следователем и преступником, Патч с уважением относился к Грэму и даже проникся к нему теплыми чувствами. Магистрат был последним, кто встретился с осужденным в ночь перед казнью. Перед тем как проститься, Патч взял Грэма за руку и с волнением произнес: «Надеюсь, мы встретимся на небесах!»

К 1811 году эта благочестивая надежда еще не сбылась, и Аарон Грэм был вполне жив и здоров, чтобы применить свои таланты и энтузиазм в деле раскрытия убийства семейства Марров. Он, казалось, был заметно озадачен явным отсутствием мотива. Кровавая бойня, погубившая целую семью, включая грудного младенца, который уж точно ни для кого не представлял угрозы, больше походила на месть, чем на убийство с целью наживы, тем более что из дома ничего не украли. Грэм стал раздумывать, где таится корень подобной злобы. Ходили слухи о враждебных отношениях Тимоти Марра с братом, поговаривали, что он выиграл судебную тяжбу, что братья совершенно не общались друг с другом. Грэм решил присмотреться ко второму мистеру Марру. Поскольку регулярного обмена информацией между магистратами не существовало, вряд ли он знал о показаниях Уилки. Впрочем, маловероятно, что они бы произвели на него какое-либо впечатление, если бы ему их показали.

Недоумение Грэма вызывало поведение самого Марра. Странно было в такой поздний час посылать служанку покупать устрицы и платить по счету. Скорее всего обе лавки к полночи закрыты, и она должна была наткнуться на запертые двери. Что, собственно, и случилось. А не дал ли Марр девушке это поручение, чтобы выпроводить ее из дома? Возможно, у него была назначена тайная встреча, он ожидал посетителя и лишние свидетели были ему ни к чему. Поиски устриц должны были занять не меньше получаса, а при удачном стечении обстоятельств и больше. Джуэлл зарекомендовала себя исполнительной служанкой, и Марр не сомневался, что она будет ходить от лавки к лавке, прежде чем вернется с пустыми руками.