Армии стояли до трех часов дня. В польском лагере все чаще раздавались предложения отложить битву на следующий день, «так как время уже клонилось к вечеру и ветер дул в лицо нашему войску, но, когда мнение это было высказано, князь Вишневецкий, от имени всего войска, стоявшего на левом фланге, заявил желание, чтобы тотчас начинать битву» и отправил посланника «к королю с заявлением от имени своего и всего воинства о полной готовности вступить в бой и с просьбою подать знак к атаке».

Это заставило замолчать всех колеблющихся, и воодушевленный король отдал приказ к наступлению. Вот как описывает Освецим последнее славное дело Иеремии Вишневец– кого:

«…Тотчас грянули трубы и барабаны и сам князь тронулся с левым флангом, став впереди его с 18 хоругвями… Неприятели также двинулись вперед всей массой конницы и табора; они приступали быстро, особенно Хмельницкий с казаками, так что он опередил левый свой фланг, на котором стояли татары, и первый начал битву. С ним столкнулся князь Вишневецкий, которому в подкрепление пошли дворяне воеводств: краковского, сандомирского, ленчицкого и других. Весь этот фланг исчез вскоре в толпе неприятелей, и долгое время их не было видно, только раздавался гул от выстрелов пушечных и ружейных; наши полагали, что никто из них более не возвратится. Оказалось, однако, что эта атака увенчалась успехом: стремительным и быстрым движением они заставили попятиться все казацкое войско и разорвали табор, хотя при этом и сами понесли чувствительные потери. В помощь казакам пришли татары от левого фланга, и тогда ряды наши, не будучи в состоянии удержать напора слишком численного врага, стали ослабевать и отступать к редутам; но промыслу Божию угодно было поддержать их; они оправились и возобновили наступление столь успешно, что неприятель, побежденный нашею решимостью, должен был наконец податься. Казаки отступили в свой табор (хотя он в начале и был разорван, но они успели его восстановить), орда же удалилась на близлежащую гору. Когда левый фланг, которому принадлежит вся слава этого дня, столь храбро сражался, король со средним корпусом двигался также вперед в большом порядке…» Губительный огонь польской артиллерии привел татар в полное замешательство. Они бросились бежать, Хмельницкий погнался за ханом с намерением уговорить его вернуться и продолжить битву. А тем временем казаки, оставшиеся без союзников и собственного вождя, потерпели страшное поражение. Но не окончательное… Богатейшие трофеи, захваченные в казацком лагере, не спасли польско-литовскую армию от голода: «…Многие солдаты в иностранных и польских региментах умирали от недостатка пищи», – пишет Освецим.

Шляхтич Свежлевский в письме от 27 июня 1651 года подтверждает катастрофическое положение польской армии: «Среди иностранной пехоты очень много больных, помирает их немало, а другие из-за голода ни на что не способны, ибо качаются от ветра. Если это затянется, много убудет пехоты».

Иеремия Вишневецкий умер вскоре после битвы под Берестечком – 20 августа 1651 года в возрасте 39 лет. Как пишет Освецим, «после кратковременной болезни, скончался в лагере доблестный рыцарь князь Иеремия-Михаил Вишневец– кий, воевода русский, муж для отечества полезный во всякое время, но преимущественно теперь, для текущей кампании; все войско о нем глубоко сожалело и, если бы это было возможно, готово было бы собственною кровью искупить его кончину».

Князь-воин настолько неожиданно лег в могилу, что войско не поверило в естественность его смерти. Версия об отравлении бытует до сих пор. Уж очень многим неудобен был Вишневецкий.

Окончательно добить Хмельницкого помешала польская шляхта, которая напрочь отказывалась воевать. Дело дошло до переговоров. Но тут возмутились те, кто воевал, кто видел, что требуется совсем немного усилий для окончательного подавления мятежа. Против договора с казаками выступили литовский гетман Радзивилл и польный гетман Калиновский. Когда кастелян краковский предложил сесть казацким послам, польный гетман закричал: «Я приказал уже приготовить колы, на которых они будут посажены, здесь же среди нас они недостойны сидеть!» Переговоры сорвались, и армии снова сошлись для битвы. Януш Радзивилл командовал правым крылом; его литовцы опрокинули неприятеля и обратили в бегство. Поляки не поддержали успех, они решали: стоит ли вообще сражаться? Когда на следующий день литовского гетмана в совете спросили: следует воевать дальше или искать мира, он ответил: «Если бы вчера я убедился в исправности и мужестве коронного войска, то я предпочел бы сражаться, но, заметив в нем лишь беспорядок и апатию, я, по чистой совести, могу вам советовать лишь переговоры о мире».

На первом этапе казацкой войны Москва занимала выжидательную позицию, не решаясь ссориться с Речью Посполитой. Но весной 1651 года она любезно предоставляет свою территорию для прохода казацких войск на земли Великого княжества Литовского. Подвоевода смоленский в письме сообщает о нападении крупного казацкого отряда на Рославль:

«Рославль занят врагами 16 июня, ночью с четверга на пятницу. Неприятельский отряд состоит из 7000 человек, при них семь пушек. Все они имеют прекрасных лошадей и сами одеты в белые свитки. Они прошли через московские пределы и в Брянске приводили в порядок свои сотни и окончательно снаряжались. Первое известие об них получено было, когда они отправили вперед разъезды для собирания провианта. Мосты для переправ в московской земле они сами себе строили с царского разрешения. Как я уже писал о том вашей милости, они получили царскую грамоту к пограничным воеводам, разрешавшую пропустить их еще на русского Николая (9 мая)».

Проигранные Хмельницким в середине 1651 года битвы заставили Москву действовать более решительно. Ведь казацкая война без посторонней помощи была обречена на поражение. Наконец 1 октября 1653 года Москва перешла Рубикон: Земский собор постановил «гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское с городами их и землями» принять под свою высокую руку русского государя. 8 января 1654 года Переяславская рада единодушно высказалась за вхождение Украины в состав России: «Чтоб мы вовеки все едино были». Это событие автоматически означало, что началась очередная война России с Речью Посполитой.

Первый удар пришелся на Великое княжество Литовское. В 1654 году московские войска заняли восточные земли княжества – с крупнейшими городами: Полоцком, Витебском, Могилевом.

Смоленск, как обычно (кто бы ни приходил его брать на протяжении всей истории), оказывал долгое и упорное сопротивление. Город держался более двух месяцев в полном окружении, – когда русские войска ушли на сотни верст в глубь Литвы. Царь Алексей Михайлович в послании сестрам описал пример фанатизма его защитников: «Наши ратные люди зело храбро приступали и на башню и на стену взошли, и бой был великий; и по грехам под башню польские люди подкатили порох, и наши ратные люди сошли со стены многие, а иных порохом опалило; литовских людей убито больше двухсот человек, а наших ратных людей убито с триста человек да ранено с тысячу».

В конце концов часть стены была разрушена, и смоленский гарнизон сдался. Смоленской шляхте и мещанам был предоставлен выбор: либо выехать в Литву, либо присягнуть на верность московскому государю.

Царь Алексей Михайлович приказывал не обижать жителей завоеванных земель, надеясь в их лице обрести преданных союзников и верных подданных. Но казаки, недавно слезно молившие царя взять их под свою власть, перечеркнули его добрые намерения.

Сохранилась так называемая «Реляция об ужасном разрушении города Люблина», написанная очевидцем взятия города в 1656 году отрядами русского воеводы Петра Потемкина и предводителя казаков Данилы Выговского.