Драма в четырех действиях.
Идет борьба за новые методы труда в железнодорожном хозяйстве. "Непреложный закон наших людей, Петрович, больших и маленьких,— творчество!.. Вдохновенное творчество. Оно впитывается в поры обыденной жизни. Так наука сливается с практикой и, обновляясь, сама обновляет жизнь. Так стираются грани между трудом рабочего и трудом инженера. Это уже коммунизм! Да, да, коммунизм! Ибо коммунизм начинается там, где ум и воля человека парят на крыльях сокола!.."
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Сибиряков Алексей Н и к и ф о р о в и ч,
машинист.
Авдотья Ивановна, его мать.
Рубцов Максим Романович, академик, директор
Института инженеров железнодорожного транспорта.
Дроздов Сергей Петрович, профессор,
конструктор паровозов.
Крутилин Борис Викторович,
директор-полковник, главный инженер дороги, руководит кафедрой
института.
Ко ндратьев Андрей Ефремович,
генерал-директор, начальник дороги.
Лена, его дочь, инженер депо.
Софья Романовна, жена Кондратьева.
Кремнев, секретарь узлового партийного комитета.
Т и х в и некая, репортер дорожной газеты.
Матвеич \
Модест > подростки, недавние выпускники
Ф e н я | железнодорожного училища.
Действие происходит в наши дни.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Перрон. Черный полог неба струится мерцанием звезд.
Особой прозрачностью выделяется небесная дорога, густо
усыпанная мелкими искрящимися хрусталиками.
Широкими разводами она уходит вдаль, растворяется в густой
темноте. За перроном, слабо освещая станционные пути,
мигают огоньки — желтые, зеленые, красные. На
переднем плане летний буфет — столикиц плетеные кресла,
большой сервированный стол; справа — стойка буфетчика.
В буфете Авдотья Ивановна, немолодая, но
статная, быстрая как птица. На ее лице почти всегда еле
заметная улыбка.
Входит Лена. В руках у нее огромный букет цветов.
Лена. Готовитесь, Авдотья Ивановна?
Авдотья Ивановна. Посмотри,
милая, ладно ли стол накрыт? Приказание Крути-
лина— встретить как следует; хлебом-солью и...
шампанским!
Лена. Великолепно! И вот это... (смутилась)
от комсомольского комитета — лично Алексею
Никифоровичу, главному имениннику!..
(Передает букет.)
Авдотья Ивановна. А ты будто не
именинница!
Лена (улыбаясь). Да что вы, Авдотья Иван-
на. ...Побегу в депо. Событие-то какое огромное
на дороге! (Убегает.)
Авдотья Ивановна (рассматривает
букет). Таких цветов и не продают в городе.
Розы... От себя самой букетик, из генеральского
сада. Она, Леночка, в тебе души не чает! А как
не полюбить? Лобастый ты у меня,— самой на
удивление! (Запрокинув голову, долго смотрит
в черную бездонность неба. Исчезла едва
заметная улыбка.) Далеко пойдешь, Никифорыч, ой,
далеко! Дорога перед тобой широкая,
просторная, как этот большак небесный!
Входит Дроздов. По безукоризненному костюму
видно: человек этот, несмотря на годы, не перестал следить
за собой. Но лицо его с запавшими худыми щеками!, вялые
движения выдают и годы и усталость, а в глазах,
утративших блеск, застыла какая-то тайная тревога. Сняв
шляпу, он вытер платком огромный выпуклый, будто
вылепленный из гипса белый лоб, прорезанный двумя
глубокими кривыми поперечными складками. Опустился
в кресло. Закурил.
Авдотья Ивановна (продолжает
философствовать, не заметив появления
Дроздова). Природа — умница! Ишь, как хитро
звездами путь вымостила через все небо, за моря, за
океаны... А какая же звезда эвон там, на краю,
ярче всех горит? Не тебе ли, Алексей Никифо-
рыч, самый дальний семафор крыло поднял?
Тихо как... А на душе-то как празднично; петь
охота! (Смеется беззвучно. Передвигает цветы,
посуду, бутылки, стараясь красиво убрать стол.
Монотонно, вполголоса что-то напевает.)
Дроздов. И на вас, гляжу (широкий жест),
первобытная прелесть влияет?
Авдотья Ивановна. А... Сергей
Петрович! (Едва заметная улыбка.) А разве
простые люди другими глазами на мир глядят?
Дроздов. Извините. Я не хотел вас
обидеть... Я хотел только сказать, что каждый
человек, Авдотья Иванна, по-своему ощущает
(широкий жест) вечность, уму не постижимую. Вы
вот испытываете счастье от этакой тиши. А на
меня сия благодать нагоняет тоску.
Пауза.
Авдотья Ивановна. Вам, как всегда,