Мы оцениваем то, чем дорожим, и тем самым его обесцениваем. (С) Иэн Бэнкс, "Улица Отчаяния"
1
Мы оцениваем то, чем дорожим,
и тем самым его обесцениваем.
Иэн Бэнкс
Проснись, дорогая,
Прости, что не дал досмотреть,
Пока ты спала, я тихонько смотался из дома -
Узнать, что есть жизнь и смерть…
Любая строка - это шрам на лице, след осколка.
Засев в голове, он не даст никому постареть…
Саша Васильев
Времени не существует. Время, если хотите знать – это вообще условная величина. Как-то я
сказал это своей первой любви, и она долго смеялась, запрокидывая голову и обнажая ровные
белые зубы, а потом сказала, что из меня получился бы неплохой философ. Кто-нибудь наподобие
Ницше, или, на худой конец, Ла-Вея. А потом заявила, что мы будем вместе всегда.
Теперь она давно исчезла из моей жизни и вряд ли помнит о том своем заявлении. И это
лишнее доказательство того, что время – лишь условная величина. А все эти образы летящей
вперед стрелы, которую надо оседлать, или мчащегося вдаль поезда – пустое пижонство и
самолюбование. За свою жизнь я сочинил тысячи таких болванок - я знаю, что говорю. На самом
деле человек не в силах нестись вперед вместе со временем. Время – это вода, а люди – всего лишь
маленькие камушки, беспомощно перекатывающиеся в незыблемых и вечных волнах прибоя.
Равнодушно и беспощадно эти волны перетирают камешки, бьют их друг о друга и постепенно
побеждают любое сопротивление, и всех делают одинаковыми.
Неплохая идея для новой песни. Последнее время меня часто посещают такие идеи – когда я
пьян, или когда засыпаю, они прямо-таки атакуют меня, как настоящая армия – горячие пули
впиваются в глазницы, метафоры гусеничными танками проезжаются по воспаленному мозгу, а
тысячи слов-солдат планомерно осаждают мой бедный разум. Наверное, скоро я сойду с ума. Я не
знаю, что я почувствую тогда – быть может, мне станет немного легче жить. Я слишком часто
ощущаю себя одиноким астронавтом из рассказа Бредбери, у которого после крушения на
незнакомой планете в мыслях поселились потусторонние существа, ведущие войну друг с другом
– они пробуждались к жизни всякий раз, когда он засыпал.
И никого, совсем никого не было рядом, кроме книг и черного кофе, а они не избавляли от
мучений – лишь усугубляли и растягивали их...
Я говорил об этом своему психоаналитику, и тот рассказывал мне утешительные байки в ответ
– о гениальности, о работе без выходных, даже о божьей благодати, - каждый день новую, но эти
байки лишь прибавляли звонкости орудиям моих солдат. Я устал, я не хочу больше ничего
сочинять, мне так хочется отойти в сторонку от собственных мыслей – пускай они разбирались бы
со всем сами... как жаль, что это невозможно.
“Это пройдет со временем”, - говорит психоаналитик, кряжистый и седой пятидесятилетний
мужичок, в облике которого все внятно говорит о его согласии с этим миром. Ах как хорошо
просыпаться вместе с лучами утреннего солнца, валяться на диване с газетой после обеда и
исправно трахать свою жену по воскресениям. А по будним дням – трахать ее подруг.
Я слишком циничен, не так ли?
“Это пройдет со временем”.
Нет лучше слов. Они так восхитительно пусты, но способны показаться такими
обнадеживающими. Кому-нибудь – но только не мне.
Ведь времени не существует. Сегодня это понятно мне так же определенно, как то, что мелкая
морось за окнами отеля - сырая и холодная, а бренди в тонком хрустальном бокале согревает и
обжигает.
Дурная привычка – пить в одиночестве. Она появилась у меня не так уж давно - признак
старости, надо полагать. Или дурного воспитания. Или алкоголизма. Лет десять назад я бы начал
серьезную воспитательную работу с самим собой, холил бы себя и лелеял, отучал бы себя
сторониться людей – ведь столько всего еще ждет в будущем, столько нового и необыкновенного,
столького еще предстоит достичь, и сторониться людей невозможно, иначе, того и гляди, вообще