О.Лобов явно хотел бы меня сместить с должности министра финансов и старательно вынашивал такие планы. Скорее всего, он хотел двинуть на это место своего и моего старого знакомого А.Зверева, который был и у меня заместителем в 1990 году. Я через своего пресс-секретаря О.Леонову запустил эту информацию в прессу и на время сдержал атаки О.Лобова. Ему пришлось несколько дней оправдываться и отрицать кадровые планы и интриги.

А затем А.Чубайс радикально «переиграл» его по вопросам приватизации. А.Б. всегда славился умением «выбивать» нужные решения у Президента Б.Ельцина и потому сумел эффективно нейтрализовать О.Лобова. К тому же внезапно изменилась общая политическая ситуация, и в начале сентября 1993 года на место О.Лобова пришел Е.Гайдар.

О. Лобов же стал секретарем Совета безопасности вместо Ю.Скокова, полностью потерявшего к тому времени доверие Президента.

…К осени 1993 года В.Черномырдину на меня все чаще и все больше «капали» мои недоброжелатели. В особенности ему и «старорежимным» членам правительства не нравилось, что я, Минфин и Кредитная комиссия правительства приобретали все большее влияние на процесс принятия важных решений.

Поэтому действия (скорее, противодействия) бюрократии и аппаратчиков состояли, осознанно или нет, в следующем:

1. Поддержка моих противников (В.Геращенко и частично А.Шохина) для нейтрализации моего влияния. С А.Шохиным меня намеренно сталкивали люди из аппарата, и я, к сожалению, поддался на провокацию.

2. Отказ подписать в сентябре-декабре 1993 года распределение обязанностей среди заместителей. Мало кто знает, что Е.Гайдар весь период своего второго пришествия в правительство не имел четко закрепленных полномочий. Мне обещали одни функции, а через минуту они же предлагались А.Шохину.

3. Попытка ввести в состав Кредитной комиссии «балласт» в виде дополнительных аграриев и требование утверждения премьером всех решений Кредитной комиссии. Эти действия вели к ликвидации моих полномочий. Понятно, что я сопротивлялся, как мог, — указанных аграриев на комиссию не приглашал и принципиально ничего не делал без формального утверждения решения комиссии. Окружение В.Черномырдина нередко затягивало такое утверждение, а потом он сам возмущался отсутствием действий.

4. Прямой саботаж через аппарат правительства. Руководитель аппарата В.Квасов нередко противился назначению людей в мой аппарат (без него я не мог себе назначить помощника!), а мои проекты «пропадали» в недрах правительственной бюрократии, так как у меня не было действенных методов воздействия на аппарат.

Уверен, что В.Черномырдин ничего такого не планировал и, скорее всего, не знал истинной картины. Однако нормального диалога у нас, к сожалению, больше не получалось.

Я много раз пытался поговорить с премьером начистоту, но, видимо, не проявил достаточной настойчивости. Я буквально предлагал ему следующее: «Я готов взять ответственность за все непопулярные меры на себя — только давайте действовать». Мы постоянно говорили о печальном примере И.Силаева, которого никто не помянет добрым словом. Действовало это только на время.

Мне, честно говоря, была совершенно непонятна человеческая позиция В.Черномырдина. Он пять с лишним лет находится у руля правительства, а достижений или зримых результатов не было. Он вынужден работать с множеством неприятных ему людей, непрерывно заниматься вопросами, в которых было трудно разобраться и к которым у него не лежит душа. За бесконечным маневрированием и выживанием исчез, как мне кажется, сам смысл пребывания в правительстве.

При этом у меня не создалось ощущения, что он влюблен во власть ради власти или держится за материальную сторону премьерства. Он всегда относился к людям, в том числе и к поверженным противникам, без злобы и со снисхождением, искал компромиссов. Никто его не мог обвинить в корыстных интересах.

Я пришел во второй раз в правительство в самый разгар очередной конфронтации законодательной и исполнительной ветвей власти. Это уже был гораздо более опытный и злой парламент, руководители которого полностью потеряли свою былую «невинность». Р.Хасбулатов и компания неприкрыто рвались к власти. Весь 1992 год прошел в резких и нередко оскорбительных нападках на правительство («мальчишки в коротких штанишках» и т. д.). Походы министров в Верховный Совет стали напоминать вызовы инквизиции для допросов с пристрастием.

Вначале, умудренный прошлым опытом, я пытался наладить диалог и даже однажды напросился на встречу с лидерами некоторых фракций Верховного Совета (помню, что там сидел, например, «патриот» С.Бабурин) и пытался разъяснить им свою финансово-экономическую политику. Сначала они приняли меня враждебно, но по мере уяснения позиций постепенно оттаяли, и мы расстались довольно доброжелательно. Когда депутат не на трибуне, логика и аргументы иногда действуют. Другое дело, что лишь кратковременно.

Однако один отдельно взятый человек из правительства не может иметь хорошие отношения с парламентом, если этот парламент непрерывно пытается свергнуть Президента и правительство. Постепенно терпение истощалось у всех сторон, роспуск парламента был вполне вероятным еще весной 1993 года. Но тогда до этого дело, слава Богу, не дошло, а победа Президента на референдуме придала исполнительной власти новые силы и энтузиазм.

Однако, как обычно, исполнительная власть не смогла распорядиться плодами победы и начала совершать все новые и новые ошибки (особенно кадровые) и откровенно бездействовать. Это же мы наблюдали в 1998–1999 годах.