Шрифт:
— На волю вышли. Вот справки.
— Ну и что? — не понял Виктор.
— А мы письмо получили от своего дружка. Все в зоне читали, что есть добрый человек, который помощь может оказать. Вот и зашли…
— Ах, вон что! — Виктор сразу вспомнил того благодарного зека. — Ну и какая вам помощь требуется?
— Деньжонок немного. Ну и на работу помочь устроиться. Мы москвичи.
— На работу постараюсь устроить. А денег, извините, у самого мало.
— Нам немного. Денек-другой перекантоваться.
«Зажался, гаденыш! Может, припугнуть его?»
— Не надо меня пугать, — решительно заявил Виктор, — Денег я вам не дам.
— Все отдашь, милок, — грозно зашипел другой, все время молчавший.
В горло Виктора, ядовито блеснув, уперся острием бездушный клинок.
— Ну, давай, тряси карманы. Да побыстрей. Нам некогда.
Виктор отступил на шаг в прихожую. Клинок за ним.
«Вы испугались… До дрожи… До ужаса… Вам хочется бежать… Бежать в страхе… Вы забыли меня… Забыли адрес дома, куда приходили… Вы уже бежите, словно вас преследуют псы…»
Он спокойно, без злорадства и гнева, смотрел на их бегство. Сил уже не было на эмоции. В прихожей стоял бесчувственный манекен.
Глава 29
Толпа в зеркальной комнате
Предлагаемая резиновая кукла женственна, молчалива, исполнительна, ничем не отличается от вашей давней любовницы.
Вы с ней можете: 1)… 2)… 3)… 4)… 5)… 6)…
Из инструкции по применению резиновой куклы фирмы «Аякс»
Тоска посылает сны с беспричинно низкими потолками. Оглушительно бьют барабаны. Пылает костер, бросая в черное небо живые сполохи. Раскрашенные тела, взявшись за руки, мрачно топают вокруг огня.
Трясутся плоские груди женщин, качаются мужские члены…
Косматый шаман, стоящий поодаль и шепчущий магические слова, указывает на него грязным пальцем: «К закланию!» А он, Виктор Санин, лежит связанный на каменном жертвище, с ужасом глядя на танец дикарей.
Жуткий ритуал близится к кульминации. Истошные крики голых тел сливаются в леденящий душу рев. Шаман наклоняется. Все ближе, ближе его страшная маска. А рядом с ней багряный нож — ожившее в свете костра священное жало.
— Не-е-е-е-т!
Это кричит он. Отрывается от мокрой холодной подушки… Сбрасывает сбившееся одеяло… В зеркале отражение безумца. Кошмарный сон не спадает, не уходит вместе с противной дрожью.
— Не-е-е-е-т!
Виктор вскакивает с кровати, не осознавая, что все еще кричит, натягивает в спешке брюки, рубашку, все еще ощущая над собой страшную маску и багряный нож.
И лишь у двери, уже одетый, бессильно прижимается к косяку. В который раз твердит убежденно: «Нельзя убежать от себя!» Постоянно выпадает из памяти эта вековая истина. Состояние такое, будто никогда не было за спиной светлого, будто всегда, во сне и наяву, его преследовали, мучили одни кошмары, как хронический недуг, как проклятье, как адова кара. Какой-то злой рок все сущее перед ним оборачивал траурной жутью.
Улыбается Верочка. Нет, это улыбается злобная мегера в облике невинности…
Легкие, веселые взмахи косы и… катится голова Нефедова по траве, еще живая катится…
Мальчик стоит и не может понять, почему в гробу его сестра, такая молодая… Он больше не думает… Его нет…
Смердящий труп возле электрической кровати…
Черный рубильник, как знак смерти…
Виктор чувствовал: нет сил сопротивляться даже самому себе. Надо бежать. Куда угодно. Кажется, угомонилось и второе «я», упрямо твердившее: «Нельзя убежать от себя!»
Он открыл дверь, вышел на улицу, таксисту сказал, не задумываясь:
— Во Внуково!
Долгая дорога слегка развеяла гнетущую тоску. Смотрел на бегущие дома, поля, деревья и безвольно оправдывался: «Они бегут, а не я».
В многоголосом и многодумающем многолюдье аэропорта нашел галерею стеклянных касс.
— На ближайший рейс до Сочи.
— Да вы что, мужчина? Надо было заказывать, — рассерженно вылетело из окошечка.
Рядом с паспортом легли две стотысячные купюры…
— Вашей маме подарок…
Через час, сидя в самолете, он остановил приветливую бортпроводницу:
— Две бутылки хорошего вина.
Время едва перевалило за полдень, когда сочинский водитель с гордостью произнес, останавливая машину:
— Это у нас самый лучший отель.
Отодвинув табличку «Мест нет», Виктор ласково сказал хмурой женщине:
— Добрый день! Это я.
Она глянула на него, как на немытого и нечесаного забулдыгу-пьяницу, но секунды через три расплылась в любезности: