– Чарли возлагает на вас большие надежды, как вы сами знаете, – промолвил мистер Мэйхью, – и я должен признаться, что искренне восхищаюсь тем, с какой готовностью вы ринулись на защиту нашей юной леди, тем более что, как я понимаю, прежде вы знакомы не были. Сейчас я вас к ней провожу. Она, по-видимому, понимает по-английски, хотя я опасаюсь, что рассудок ее помутился вследствие пережитой трагедии: по-видимому, она не в состоянии рассказать о злоключениях, ее постигших.

Необычное дело! – Финт задумчиво поглядел на тарелку с едой, не торопясь подъесть все подчистую, – и вместо того сказал:

– Она очень напугана. Она была замужем за каким-то гадом, который плохо с ней обошелся, это точно. И… – Финт хотел было продолжить, но засомневался. Он думал про себя: «Ей здорово досталось, да; ей страшно, да; но что она повредилась в уме – это вряд ли. Небось выжидает: пытается понять, кто ей друзья. На ее месте, при том что ее и впрямь избили до полусмерти, я, верно, сообразил бы прикинуться будто мне хуже, чем на самом деле; таков закон улиц. Незачем людям все про тебя знать».

Финт по-прежнему ощущал на себе взгляд мистера Мэйхью; и вот вам пожалуйста, последовал новый вопрос:

– Будьте добры… скажите, где вы родились, мистер Финт?

Ему пришлось подождать: Финт расправился с остатками завтрака, облизал нож с обеих сторон – и только тогда ответил:

– В Боу [10] , сэр, хотя доподлинно не поручусь.

– А вы бы не рассказали мне о своем воспитании… как вы стали тошером?

Финт пожал плечами.

– Поперву был мусорщиком, таких еще «грязевыми жаворонками» называют – а чем еще мальцу заняться-то? – оно само собой получается, если вы понимаете, о чем я, возишься в речной грязи, подбираешь кусочки угля и всякое такое. Летом оно неплохо, зимой – просто жуть, но если мозгов хватает, так и ночлег себе найдешь, и пожрать промыслишь. Недолго поработал помощником трубочиста – ну да я Чарли рассказывал; а в один прекрасный день начал тошерить – и назад уж не оглядывался. Пристрастился к этому делу, как свинья к помоям, что, в общем, почти то же самое. Тошерона пока не нашел, но авось еще повезет.

Финт рассмеялся и, решив подбросить этому серьезному джентльмену пищи для размышлений, добавил:

– Зато почитай что все остальное, сэр, я находил – все то, что люди выбрасывают, или теряют, или чего им не нужно. Просто дух захватывает, сколько всего там, внизу, можно найти, особенно под клиническими больницами, чес-слово! Я могу под землей пересечь Лондон из конца в конец, выбраться наверх где захочу, и скажу вам, сэр, вы мне просто не поверите, сэр, какая ж там красотища! Местами на заброшенные дома похоже, целые лестничные пролеты, а на стенках понаросло всякого – тут и Грот, и Заветерь, и Королевина Спальня, и Палата Шепотов, и разные другие места – мы, тошеры, знаем их как свои пять пальцев, сэр, ну, то есть если пальцы хорошенько отмыть с мылом. Когда вечерний свет отражается от реки, там прямо рай, сэр. Вы мне небось не верите, но так оно и есть.

Финт помолчал, прикидывая, не наболтал ли лишнего: здравый смысл подсказывал, что человеку с карандашом наготове лучше не знать насчет мелких покраж и насчет воришки и змееныша; такого рода откровения годятся для Чарли и ему подобных, но для таких, как мистер Мэйхью, разумно слегка лоск навести.

– Однажды я там, внизу, старый остов кровати нашел. И не перестаешь удивляться, как туда свет просачивается, – докончил Финт и улыбнулся мистеру Мэйхью: тот взирал на гостя с видом шокированно-озадаченным и, пожалуй, с толикой восхищения.

– И последнее, мистер Финт, – проговорил мистер Мэйхью. – Вы не могли бы мне сказать, сколько вы зарабатываете своим ремеслом тошера?

Финт ждал чего-то подобного. Он интуитивно сократил свой заработок вполовину и ответствовал:

– Ну, бывают дни удачные и неудачные, сэр, но, думается, я зарабатываю примерно столько же, сколько трубочист, да иногда еще удача подвалит.

– А вам нравится ваш род занятий?

– О да, сэр. Я брожу где вздумается, я ни перед кем не отчитываюсь, и каждый день – своего рода приключение, сэр, если понимаете, о чем я. – И, стремясь подкрепить свое реноме респектабельного юного джентльмена, Финт добавил: – Конечно, мне случается найти там, внизу, вещицу-другую, кем-то потерянную, и до чего ж приятно-то бывает вернуть пропажу хозяину. – «Ведь, строго говоря, так и есть, – подумал Финт про себя, – даже если при этом еще и несколько шиллингов перепадет».

Спустя какое-то время мистер Мэйхью, откашлявшись, произнес:

– Мистер Финт, благодарю вас за ценную информацию. Вижу, с завтраком вы уже покончили: тарелка прямо блестит; так что, вероятно, настало время вам снова увидеться с нашей гостьей. Кстати, а вы знакомы с такой вещью, как ванна? Я вынужден уточнить, учитывая, что для вашего рода деятельности вы выглядите относительно чистым.

Финт самодовольно ухмыльнулся.

– А это спасибо Соломону, сэр, ну, тому старикану, у которого я живу. Он до чистоты злой как черт, потому как он же ж из избранного народа. И да, у нас в задней комнате есть ванна, сэр, – такая маленькая, в ней только стоя мыться, сверху вниз пройдешься ветошкой, сэр, и даже с мылом, мать честная! Я слыхал поговорку, чистоплотность-де сродни праведности, но сдается мне, Сол считает, что чистоплотность праведности сто очков вперед даст.