Шумно втягиваю воздух.

Черт. Как хорошо. Как хорошо! Прижаться к обнаженной коже…

Вынимаю член и снова вхожу в нее, медленно, чувствуя каждый драгоценный миллиметр тела Аны. Она стонет и прижимается ко мне.

О да, Ана!

Начинаю двигаться быстрее, а она лишь крепче держится за край мраморной раковины, я хватаю ее за бедра, быстрее, быстрее, уже долблюсь в нее… Беру ее… Обладаю ей!

Не ревнуй, Ана. Я хочу лишь тебя. Тебя!

Нахожу пальцами ее клитор и ласкаю, дразню, возбуждаю ее так, что у девушки снова подкашиваются ноги.

– Вот так, девочка, – хрипло шепчу я, выдалбливая ритмичными движениями, как бы доказывая, что она моя, моя…

Не спорь со мной. Не сопротивляйся мне!

Она напрягает ноги, начинает дрожать всем телом… И вдруг вскрикивает от нахлынувшего оргазма, увлекая меня за собой.

– Ох, Ана… – выдыхаю я и разрешаю себе кончить тоже, внутри нее; в глазах у меня темнеет.

Да…

– Девочка, когда же я тобой насыщусь? – шепчу я, зарываясь лицом ей в волосы.

Потом медленно опускаюсь на пол, увлекая ее за собой, обнимая ее руками. Она садится, шумно дышит, клонит голову мне на плечо.

Боже правый.

Испытывал ли я подобное?

Я целую ее волосы, и девушка затихает в моих объятиях, прикрыв глаза; дыхание постепенно замедляется до обычного ритма. В ванной влажно, жарко, потно, но я не хочу никуда двигаться.

Она садится поудобней и говорит:

– У меня кровь.

– Мне это не мешает. – Не хочу ее отпускать.

– Я заметила, – сухо отзывается она.

– А тебе мешает? – Напрасно. Это же естественно. Я знал только одну женщину, стеснявшуюся секса во время менструации, но от нее такой дребедени не терпел. Я поразительно многое спускаю Анастейше, словно она – вовсе не кандидат на должность моей нижней. Кто же она? Моя… девушка?

– Нет, вовсе нет. – Ана смотрит прямо на меня ясными голубыми глазами.

– Хорошо. Примем ванну.

Я выпускаю ее из объятий, и она на секунду хмурится, уставившись на мою грудь. Розовые щечки слегка побледнели, она смотрит на меня затуманившимся взглядом.

– Что такое? – спрашиваю я, встревоженный ее выражением лица.

– Шрамы… Они у тебя не от ветрянки.

– Нет, отнюдь, – отзываюсь я ледяным тоном.

Не хочу об этом говорить.

Я встаю, протягиваю ей руку и помогаю встать. Глаза у нее расширились от ужаса.

Так и до жалости недалеко.

– Не надо так на меня смотреть, – предостерегаю я и отпускаю ее руку.

Мне не нужна твоя чертова жалость, Ана. Не суйся туда.

Она рассматривает свою ладонь, надеюсь, должным образом вразумленная.

А потом чуть слышно спрашивает:

– Это она сделала?

Я не отвечаю, лишь пытаюсь сдержать внезапную ярость. Молчу, и это вынуждает ее посмотреть мне в глаза.

– Она? – рявкаю я. – Миссис Робинсон?

Ана бледнеет от моего тона.

– Она не зверь, Анастейша. Разумеется, это не она. Не понимаю, отчего тебе так хочется ее демонизировать.

Ана прячет глаза и, торопливо протиснувшись мимо меня, забирается в ванну и опускается в пенную воду. Мне больше не видно ее тело. Потом сокрушенно оглядывается на меня и говорит:

– Просто интересно, какой бы ты был, если бы не встретил ее. Если бы она не познакомила тебя с… хм… Темой.

Дьявол! Опять говорим о Елене.

Я делаю шаг к ванной, опускаюсь в воду и сажусь на сиденье так, что она не может до меня дотянуться. Мы молчим; слышно биение крови в ушах.

Черт.

Она не сводит с меня взгляда.

Угомонись, Ана!

Нет. Даже не собирается.

Я качаю головой. Невозможная девчонка!

– Если бы не миссис Робинсон, я бы, вероятно, кончил так же, как моя биологическая мать.

Ана молча убирает за ухо влажную прядь волос.

Что сказать о Елене? Вспоминаю наши отношения: Елена и я. Все эти восхитительные годы. Секреты. Тайные встречи. Боль. Удовольствие. Освобождение… Упорядоченность и спокойствие, которые она привнесла в мой мир.