— Вы должны прекратить меня бояться, Ари. Наш ужин был в высшей степень незабываемым, и мне бесконечно импонировала ваша слегка хмельная раскованность. Мне бы хотелось, чтобы вы и дальше двигались в том же направлении непринужденного общения, отбросив извечный страх застывающий слезами в ваших глазах, стоит мне обнажить истинную сущность своей натуры.

Ощущая себя крайне неуютно в созданном им замкнутом пространстве, я тихо ответила:

— Мне бы хотелось видеть больше доверия в ваших глазах.

Лорд оттон Грэйд напрягся и будто окаменел. Это отчетливо ощущалось, учитывая насколько близким было его расположение, а затем прозвучал вопрос:

— Вы действительно полагаете, что достойны моего доверия, Ариэлла? — в его тоне прозвучала откровенная злость.

Мой голос был все так же тих:

— Я не предавала ваше доверие, лорд оттон Грэйд.

— У вас его никогда не было! — прорычал он.

Испуганная и его реакцией и тем, как близко он находился, я все равное не могла не сказать:

— Вы многого от меня требуете, лорд оттон Грэйд, не давая взамен даже чувства…

Меня вдруг резко развернули, и подцепив мой подбородок, герцог вынудил запрокинуть голову и взглянуть в его черные глаза, и едва наши взгляды встретились, произнес:

— Еще раз, леди оттон Грэйд — я никогда не полюблю вас. Никогда. И вам уже было сказано, что рассчитывать на чувства с моей стороны, как минимум…

Прерывать неучтиво, и все же:

— Не давая взамен даже чувства уверенности в том, что в случае возникновения каких-либо подозрений с вашей стороны, я буду, как минимум выслушана!

Лорд замер. Я же поспешила закончить:

— Ни единого раза я не говорила о чувствах, которые воспевают поэты и музыканты. Любовь?! Мне прекрасно известно, что испытать ее не доведется никогда. Все что мне остается — любовь к нашим детям, таков удел герцогини оттон Грэйд, я не жалуюсь и не прошу большего. Но я требую уважения, Дэсмонд. Я требую уважения, как ваша супруга, как мать ваших будущих детей, как человек, не предавший вашего доверия и не совершивший в отношении вас ничего предосудительного! Я…

В следующее мгновение глаза герцога вдруг оказались слишком близко, горячее дыхание опалило мое лицо, а после мне не оставили и шанса, произнести хоть слово. Все случилось столь стремительно, что я ощутила себя листком, подхваченным ураганом, сжатым, с неимоверной силой, лишенным дыхания и возможности вдохнуть, уносимым прочь, без права остановиться…

И вдруг герцог отпрянул, выпуская ослабевшую меня столь молниеносно, что я едва удержалась на ногах, откровенно ошеломленная случившимся, но меня поразило и то, что сам лорд оттон Грэйд казался потрясенным. Разъяренным, разгневанным, но потрясенным. Несколько мгновений он, казалось, с яростью взирает на меня, а после:

— Вам лучше вернуться в каюту, леди оттон Грэйд. Немедленно!

Не имея ни сил, ни желания возразить, я, сделав торопливый реверанс, поспешила прочь, надеясь, что мне хватит сил выдержать все достойно и не впасть в состояние накатывающей истерики. Но поднимаясь на верхнюю палубу, я невольно взглянула на герцога и поразилась увиденному — лорд оттон Грэйд стоял, опершись руками о поручень и опустив голову. Он казался сгорбленным, словно неимоверная тяжесть давила на плечи несгибаемого лорда, словно он, как и я, был совершенно раздавлен случившимся.

Я очень долго расчесывала волосы перед сном, стараясь думать о чем угодно, помимо произошедшего. Недоверие герцога, подозрения, граничащие с оскорблением, смерть матроса, труп, уволакиваемый столь грубо, поцелуй лорда Грэйда, о котором не было возможности забыть — губы саднили, покрасневшие и болезненные. И я с ужасом ожидала его возвращения, все более напуганная перспективой исполнения супружеского долга. Долга, который должен быть исполнен. Почему-то все чаще, смерть казалась мне лучшим выходом из положения, представлялась безболезненной и быстрой, моя же дальнейшая судьба ужасала, как при разумном размышлении о ней, так и исходя из собственных предчувствий.

Дверь распахнулась. Невольно выронив расческу, я вновь подхватила ее дрожащими пальцами и постаралась сохранить приличествующее выражение на лице… не удалось. Под пристальным проницательным взглядом лорда оттон Грэйд сползла и моя улыбка, и показная невозмутимость. Опустив голову, я принялась заплетать косу.

— День выдался тяжелым, — хрипло произнес герцог, — ложитесь спать, леди оттон Грэйд.

И на ходу срывая с себя рубашку, именно срывая, ткань трещала по швам, а в итоге на пол полетели обрывки, герцог вошел в умывальню и закрыл дверь. Не желая вызвать его ярость хоть в малейшем, я сняла халат и в длинной до пят ночной рубашке забралась под одеяло. Ночь выдалась жаркой, но меня трясло, и эта внутренняя дрожь никаким образом не успокаивалась. Отвернувшись к стене, я пыталась считать до тысячи, вспомнила дословно несколько сложных текстов писания, но успокоение не приходило…