— Ни шагу из дому! Слышишь?

— Ладно, папа!.. — крикнул Пепик.

Но в следующую же секунду он очутился на улице.

Вокруг двух опрокинутых трамвайных вагонов, загородивших всю мостовую, в смятении расхаживало с полсотни взбудораженных мужчин. Всех ошеломило случившееся. Было ясно, что дело только начинается и теперь предстоит бой, который придется довести до конца. Он мог стоить жизни, но колебаний не было. Только никто не знал, что именно нужно сейчас сделать, с чего начать, за что взяться прежде всего.

И тут оказалось, что этот хромоногий с палкой, на которого полчаса назад в трамвае все так ополчились, — самый предусмотрительный и самый спокойный из всех. Оказалось также, что, в общем, он совсем не такой уж маловер и не все представляется ему в черном свете. Сейчас он действовал совершенно хладнокровно.

— Баррикада у нас уже есть. Дело хорошее, только ее еще укрепить следует. Баррикада понадобится как раз на этом месте. Фашисты непременно попробуют прорваться через Прагу с севера. Им на юго-запад, в Баварию, бежать придется. А может, к американцам. Но в Прагу мы их не пустим! Нам не хватает только оружия. Это первый вопрос.

Чумазый угольщик сунул руку под перевернутый эсэсовский «Мерседес», нащупывая что-то, словно форель под берегом, и наконец, улыбаясь, вытащил короткий немецкий автомат.

— А вот и оружие — для начала! — сказал он, высоко подняв автомат. — Беру его себе, друзья. Я имею право на него, во-первых, потому, что я его нашел, а во-вторых, я первый по алфавиту. Меня зовут Алоиз Адам. А. А. Я всегда первый по порядку!

Несколько мужчин тихонько засмеялись, остальные промолчали. Только Испанец спросил:

— А дальше что? Нам этого мало!

— На Бубенском вокзале с утра стоит воинский поезд! — воскликнул пожилой мужчина в серой шляпе.

Несколько человек закричали враз:

— Там оружие есть! Непременно!

— Пошли туда! А то еще перехватит кто-нибудь!

— Ну, значит, пошли! — внезапно решил угольщик Адам, по при этом вопросительно поглядел на хромого Испанца — что-то скажет он.

И, по правде сказать, не один он в эту минуту посмотрел на Испанца. Это сделали чуть ли не все. Никто не выбирал Испанца командиром. Но, когда потребовалось решать дело без долгих споров и проволочек, все невольно подчинились ему.

— Идите! Человек тридцать. Остальные останутся со мной, мало ли что может быть… — спокойно сказал Франта Испанец, но его голос прозвучал по-командирски твердо. — Ты, угольщик, за начальника. Подберитесь поближе, напролом идти вам ни к чему — из автоматов сметут. Подползти незаметно с флангов… и ударить! Ты в армии был?

Лойза ловко, с неподражаемой удалью поднес руку к козырьку кепки, словно отдавал честь начальству.

— Ну как же! Двойной срок отбыл, товарищ! Два года на службе, да еще два — за решеткой.

— За что тебя посадили? — спросил Испанец и, прищурившись, пытливо посмотрел на него.

— Стрелять не захотел, когда господа приказали…

— В кого? — тихо вырвалось у Франты.

— В «грязных оборванцев», как говорил наш майор. В шахтеров, на севере…

— Значит, взбунтовался?

— Так, самую малость. Я с майором… кулаками объяснился, — неохотно пробурчал угольщик, хотя в глазах у него так и прыгали озорные искорки.

— Ну, ступай! И добудь оружие! Главное… постарайся обойтись без потерь…

Тридцать человек бегом снялись с места, свернули между заборами в боковую улицу, оттуда донесся гулкий топот тяжелых сапог. Угольщик Адам с автоматом в руке бежал впереди всех. Под тяжестью богатырского тела Адама земля, казалось, вздрагивала.

Мужчина в серой шляпе, который сообщил о воинском поезде, изо всех сил старался не отставать от угольщика и, тяжело дыша, говорил ему:

— Поезд стоит… где кучи кокса навалены!.. Может, лучше всего… рассыпаться за ними… цепью… а потом… ударить всем враз!..

— Ладно, развернемся… Я их полью малость из этой спринцовки, — помахал угольщик автоматом, — а как подымется паника, вы немцев, значит, половчее руками хватайте! Ловите, как мотыльков! — рассмеялся угольщик собственной шутке и побежал что было силы.

«Войско» угольщика прибавило шагу. Всех подгоняло нетерпение — ведь они ждали этой минуты целых шесть лет.

Тем временем взволнованный Пепик нерешительно стоял в переулке неподалеку от своей калитки. Вернуться к баррикаде, которую он помогал сооружать собственными руками, нельзя! Ведь туда побежал Отец, и Пепику здорово от него влетит. Пуститься одному в долгий путь к радио Пепик тоже не решался. Будь тут свои ребята с реки — Тонда, Ярда, Карел, — дело другое. Или будь у него хоть ружье, как у отца. Но ребята сейчас работают, а может, и сражаются за рекой в Либени, а Пепик безоружный… А ведь Пепик Гошек понимает, что долг сейчас призывает всех. Всех… и его тоже!